Наше родовое имение находится в префектуре Тотиги, в 60 милях к северу от Токио. Так как мой отец, окончив университет в Кэйо, устроился на работу в токийский банк, я родился в районе Ситайя города Токио.

Мои предки еще с феодальных времен традиционно занимали должности государственных чиновников. У нас есть свое родовое имение размером больше 250 акров. Там растут тысячелетние дзелковы и множество других крупных деревьев. Дом окружен японскими кедрами, а за ними проходит ров. Это одна из двух сохранившихся в префектуре Тотиги резиденций государственных чиновников.

Мой дедушка, Кинитиро, управлял обширными сельскохозяйственными угодьями и заслужил благодарность от министра сельского хозяйства. Позднее он занялся бизнесом в городе Уцуномия и стал в конечном счете президентом: учредителем газеты и одного из банков. Кроме того, он был влиятельным членом сильной политической партии.

Однако, когда банк обанкротился, его положение резко изменилось. Оказавшись весь в долгах, он быстро вышел на пенсию. Так как, будучи президентом газеты, он построил большой дом в Уцуномия Сити, где он жил с большим комфортом, мои родители были вызваны из Токио, чтобы принять семейную собственность — и долги.
Для них было большим ударом узнать, что все родовые земли заложены. Казалось, выплатить долг невозможно. Отчаявшись, мой отец решил продать всю оставшуюся собственность семьи и перевезти семью в Маньчжурию. Хотя мой отец был вторым сыном в семье, он был вынужден решать эти вопросы, потому что его старший брат погиб во время русско-японской войны. Но мать остановила его. Она была родом из древнего аристократического семейства и считала, что единство клана Тохэй важнее временных материальных затруднений. Наконец мой отец согласился с ней. Когда я после окончания Второй мировой войны вернулся из Китая, долг, благодаря стараниям моей матери, был полностью выплачен.

Через несколько лет после окончания Первой мировой войны я вместе со своей семьей переехал из Токио в Тотиги. В тот год в Токио произошло большое землетрясение. Хотя мы находились на расстоянии 60 миль от города, толчки были настолько сильными, что мы не могли устоять на полу. Мать, обхватив руками меня с сестрой, заставила нас лечь на пол, прикрыв своим телом, как курица цыплят. Хотя мне было всего три года, я до сих пор помню красное небо над Токио. Мой отец в это время находился в Токио, но не пострадал.

Когда я родился, моя мать заболела тяжелой пневмонией и едва не умерла. В результате, я с самого рождения был слабым болезненным ребенком. Какая бы болезнь ни появлялась в округе, я был первым, кто ее подхватывал. Я часто болел, когда учился в начальной школе, и моя мать постоянно беспокоилась о моем здоровье. Стоило мне простудиться, она говорила: «Ты обязательно должен был заболеть. В школу ты сегодня не пойдешь». Я становился все более и более слабым ребенком.

Моя сестра, которая была на два года младше меня, всегда была здоровой и очень энергичной. Знакомые говорили, что лучше бы я родился девочкой, а она мальчиком. Те, кто знает меня сегодня, вряд ли смогут в это поверить.

Однажды зимой, когда мы мылись вместе с моим отцом, он решил, что на мне слишком много одежек. Поснимав их с меня, он облил меня холодной водой, вылив ее мне прямо на голову. После это-го отец запретил мне надевать больше двух слоев одежды. С тех пор я больше никогда не простужался. Мне всегда кажется, что раз уж вы надели на себя слишком много одежек, вы всякий раз будете надевать их все больше и больше и становиться все слабее и слабее.

Дзю-до, плеврит и пропуск занятий в колледже.

Мой отец начал обучать меня дзю-до в девятилетнем возрасте. В это время он весьма преуспевал в университетском клубе дзю-до. Он руководил сельскохозяйственной школой, которую потом пере-дал государству. Сейчас это сельскохозяйственная средняя школа. После войны школу посетил император и поблагодарил отца за его работу — событие, которое отец запомнил на всю жизнь.

Он давал уроки дзю-до студентам, так что в девять лет мне пришлось заниматься с тинэйджерами. Сначала им легко удавалось положить меня на обе лопатки, но постепенно я становился сильнее. Я очень поздоровел и, поступив в начальную среднюю школу в Уцуномии, стал посещать клуб дзю-до. Я редко пропускал занятия в школе и постепенно усиливал свою Ки.

В те годы юноши после пяти лет учебы в начальной средней школе обычно держали экзамен в среднюю или подготовительную школу. Однако я был допущен к этим экзаменам после четырех лет обучения. Я успешно выдержал испытания. Один из моих дедушек, а также дядя и отец окончили университет Кэйо, и я последовал по их стопам.

Я переехал в Токио. Вскоре после начала занятий были проведены соревнования подзю-до между студентами. Победа досталась мне и двум моим друзьям, и мы были приняты в клуб дзю-до. Это было началом вереницы событий, которые полностью изменили мою жизнь. Однажды в весеннем тренировочном лагере более крупный партнер положил меня на лопатки, и я со стуком рухнул на циновку. Удар пришелся на левую сторону грудной клетки. В момент падения боль казалась не слишком сильной. Вечером она резко усилилась, потом опять прошла. На следующий вечер она вернулась опять, и так продолжалось каждый вечер. Примерно через неделю меня проведал мой отец, и я рассказал ему, что произошло. Он немедленно повез меня в госпиталь. Врач обнаружил у меня плеврит, и я был помещен в госпиталь. Там я провел семнадцать дней. Меня осматривал д-р Матано, главный терапевт, которого считали одним из лучших врачей в стране. Я спросил его, когда я смогу возобновить занятия дзю-до.
— Никогда, — ответил он. — Ваши занятия дзю-до закончились навсегда.
— А теннис? — Я немного играл в теннис, когда учился в школе.
— Вы больше не сможете играть в теннис.
— Ну а пинг-понг?
— Никаких пинг-понгов. Ваше тело — все равно что треснувшая чашка. Следующий удар будет для него смертельным. Ограничьтесь короткими прогулками. Избегайте каких бы то ни было ударов грудной клетки. Не поднимайте слишком высоко правую руку. Не разговаривайте громко.

Я был совершенно подавлен.

Урна с прахом.

После этого я решил вернуться домой в префектуру Тотиги. Это было хорошее место для отдыха, полное зелени и свежего воздуха. Но моя Ки была ослаблена. Пережитое в те дни научило меня, что человек может иногда болеть телом, но его ум никогда не должен поддаваться болезни. Поскольку мне запретили громко разговаривать, я всегда говорил вполголоса. Это заставило меня сдерживать свою Ки. Когда я отправлялся на прогулку и спотыкался о камешек, я начинал беспокоиться, что упаду и ударюсь грудью, и я немедленно возвращался домой и начинал мерить температуру.

Обеспокоенные моей слабостью, мои родители решили отправить меня на побережье в Ооараи Каиган, который находился в соседней префектуре. Через месяц после моего прибытия туда у меня внезапно поднялась температура до сорока. Был вызван врач из Мито Сити. Осмотрев меня, он сказал, что у меня рецидив плеврита. Лекарства и трехдневное пребывание в постели привели к снижению температуры до 38 градусов. Меня отвезли домой, положив в самодельную кровать в задней части машины.

По дороге нам встретились школьники начальных классов, с национальными флагами в руках, которые опустили их при виде нашей машины. Сначала я был удивлен, но когда я начал понимать, что происходит, кровь отхлынула от моего лица. Шла война с Китаем, и они ждали, что будут вести кремированные останки погибших на войне. По ошибке они приняли меня за урну с прахом.

Последовавший за этим год, когда я не посещал колледж, был очень важным для меня годом. Он полностью изменил мою жизнь. Мучительные дни, проведенные в постели, убедили меня в том, что я не должен растрачивать свою жизнь подобным образом. Через два месяца я чувствовал себя достаточно хорошо, так что смог уже сидеть. Я начал читать книги, в которых шла речь о метафизическом обучении, медитации и религии. Я прочел «Суждения и Беседы» Конфуция и «Мэн-цзы» — две древнекитайские книги — и биографии многих великих людей этого мира. Особенно меня увлек «Сайконтан», другой древнекитайский шедевр, и я его перечитывал столько раз, что почти выучил наизусть. Постепенно я пришел к решению начать обучаться самому. После годичного перерыва я вернулся в колледж. Однажды сестра принесла мне книгу, которая называлась «Беседы с учителем». Она сказала, что увидела ее в магазине в округе Канда и подумала, что она должна мне понравиться. Книга была посвящена жизни и философии известного японского мастера военного искусства и политика Ямаока Тэссю и написана одним из его учеников, Тэцуйи Огурой. В ней в основном шла речь о его упорном следовании аскетическим практикам. Особенно сильное впечатление произвело на меня описание его обучении в сюнфуканском додзё. Книга заканчивалась сообщением о том, что додзё Итикукай, где Тэцуйи Огура и другие проходили свое обучение, подобное описанному в этой книге, находится в Накано, недалеко от Токио. Я тут же решил отправиться туда. Хорошо понимая, что моя мать, узнав о моих планах, постарается мне помешать, я на следующий же день поехал в Итикукай, никого не поставив в известность.

Поступление в Итикукай.

Когда я вошел в додзё', меня приветствовала миссис Мити Хино, жена мастера додзё Тессо Хино. Она, несомненно, заметила, каким я был хрупким мальчиком по сравнению с сильными людьми, с которыми ей обычно приходилось общаться. Я рассказал ей о своей болезни и моем желании начать обучение.
— Нет, тебе это не по силам, — ответила она без колебаний. — Во время тренировок ты будешь получать очень сильные удары и постоянно падать на спину. Человека с плевритом это может убить. Мальчик из госпиталя Кэйо никогда не сможет выдержать подобной тренировки.

Но я продолжал настаивать на своем желании обучаться в додзё. В этот момент в комнату вошел м-р Хино. Внимательно послушав мои аргументы, он предложил мне начать заниматься сперва дзадзэн, а потом, когда окрепну, перейти к мисоги.

Класс дзадзэн проводил в додзё три раза в месяц его преподобие Дзёсэй Ота, настоятель храма Даитокуйи в Киото. Люди, которые занимались мисоги, очень серьезно относились к дзадзэн, так что старый мастер с удовольствием давал уроки в Итикукай.

Сидение начиналось в 6 часов вечера. С 7 до 8 мастер читал лекцию. Хорошо сложенный физически, мастер смотрел на нас своими большими глазами и говорил: «Вы не сможете этого понять». Он был прав. Я так и не понял ни одной из его лекций.

После полугода занятий дзадзэн я восстановил свое здоровье и возобновил свою Ки. В дзадзэн я мог проводить всю ночь. В августе 1937 года меня допустили к мисоги. Мисоги — это метод дыхания, разработанный приверженцами религии синто. В эпоху Токугава синтоисты преследовались правительством и вынуждены были уйти в подполье. Мастеру Тэцуйи Огура удалось познакомиться с этим методом, и он решил, что он может оказаться полезным для обучения молодых людей. На деньги, полученные от друзей и родственников, он построил додзё, которое в память о Ямаока Тэссю, умершего 19 числа, назвал Итикукай (Общество Девятнадцати).

Потом он женился на художнице по имени Юки Мидзогамэ и переехал в Храм Тэнтойи в Камакура, но в те дни он был занят обучением молодых людей дзэн и мисоги.
Занятия проводились по четвергам и начинались в 6 часов вечера. Начинающим, которых называли согаку, предлагали записать свое имя, возраст, адрес и отдать свою обувь у входа. Курение во время практики запрещалось. Отобранные кошельки и туфли мешали ученикам сбежать ночью с занятий. Однажды один согаку попробовал это сделать, выскользнув через окно туалетной комнаты, и ему пришлось шагать три мили от Накано до Йоцуя.

«Цель этих тренировок — избавиться от страха смерти. Вы должны серьезно относиться к каждому вдоху. Нельзя заниматься нехотя и мешать другим». Таким образом м-р Огура пытался повысить нашу решимость. Мы обсудили метод тренировок и в 8:30 отправились спать. На следующее утро мы были очень рано разбужены звуками барабана, умылись и оделись в костюмы додзё — белые хакама и юбки (похожие на юбки брюки, которые носят самураи и синтоисты). Старшие ученики, которых называли «цудои», с непроницаемыми лицами сидели в ряд перед согаку, которые тоже были посажены в ряд. Оса (старший) сидел справа от нас, а два его кагура (ассистента) — слева от него лицом друг к другу. Старший взял в руки колокольчик, и тут же к его звону присоединился звон колокольчиков обоих кагура. Все начали нараспев произносить звуки в унисон со звоном трех колокольчиков. Мы приступили к дыхательному упражнению, которое называлось «Нагайо-но Дэн». Потом мы распевали восемь отдельных слогов: «То-Хо-Ка-Ми-Э-Ми-Та-Мэ». Потом это превратилось в «То-Хо-Ками-Эми-Тамэ», потом — в «Тохоками Эмитамэ». Больше часа, сидя в сэйдза, мы распевали эти звуки так громко, как могли. Этим мы занимались час перед завтраком, три раза утром, три раза после обеда и один раз вечером. Для отдыха нам отводился час после каждой еды и по 20 минут между сеансами. Цудои пели вместе с нами и подбадривали согаку, похлопывая их по спине.

К середине дня голос становился совершенно хриплым, но если вы продолжали форсировать свой выдох, вы обнаруживали, что он может стать еще более хриплым. Вместо того чтобы просто звонить колокольчиком, его брали правой рукой, поднимали вверх, потом резко опускали к правому колену, как будто это был не колокольчик, а меч, которым рассекали нечто невидимое. Вы не должны были позволить ослабнуть своей Ки. Это была борьба со своим умом и телом во всем их объеме.

В первый вечер у меня началась боль в левой части груди. Это была та же боль, которую я чувствовал, когда заболевал плевритом. Так как я делал все, что запретил мне делать мой доктор, я подумал, что у меня рецидив плеврита, но я не оставил свои занятия, потому что дал себе слово не прекращать этого, даже если это меня убьет. Все правильно, думал я. Если мне суждено умереть, пусть я умру. Я примирился с этой мыслью и продолжал тренироваться. Постепенно боль начала убывать. Прошло три дня занятий. Больше боль никогда не возвращалась. Год спустя я отправился в госпиталь Кэйо, чтобы убедиться в том, что я здоров. Рентген подтвердил полное выздоровление. Обычно плеврит оставляет след на всю жизнь, но в моем случае этого не произошло.

Открытие айки-до

После второй сессии своих занятий я стал цудои, и теперь уже в мои обязанности входило похлопывать согаку. Это похлопывание было непростой задачей. Цудои так поворачивает раскачивающийся колокольчик, что на его руке появляются волдыри. Похлопывание покрытой волдырями рукой вызывает сильную боль. Цудои страдает больше, чем согаку. При этом вы не должны ударять вполсилы. Для того чтобы приободрить согаку, вы должны делать более сильный выдох, чем он, и одновременно производить хлопок. Единственное преимущество цудои перед согаку — это его главенствующее положение и чувство, что он помогает согаку совершенствоваться. Я проводил занятия один-два раза в месяц, всего за годы моей учебы в колледже 60 раз, и ни одно из них не забылось. Кроме того, я никогда не пропускал ежемесячные сессии дзадзэн. Я сидел всю ночь, а после этого отправлялся в школу. После это-го я постоянно засыпал во время уроков. А так как при этом я сидел неподвижно и сохранял хорошую позу, мои одноклассники прозвали меня «Тэндзё Юнга Докусон», что означает «Я — центр Вселенной» — известное буддийское изречение.

Примерно год спустя я отказался от занятий дзю-до, потому что после практики дзэн и мисоги они меня больше не удовлетворяли. Техники дзю-до основаны только на движениях тела и игнорируют движения ума, а некоторые из них вообще лишены логики. Мацухэй Мори, который был моим наставником в клубе дзю-до, вернувшись в Токио после пребывания в Китае, передал мне рекомендательное письмо к мастеру Морихэю Уэсибе. Над входом в додзё в Вакамацу я прочитал: «Кобукай, Айки-будо, Уэсиба Додзё». У двери меня встретил проживающий там ученик по имени Мацумото и проводил меня внутрь. Он сказал мне, что мастер Уэсиба отсутствует, поэтому свой вопрос "Что такое айки-до" я задал ему. Он попросил дать ему руку. Я протянул левую руку, и он применил очень болезненный захват. Мне было больно, но я стерпел и продолжал смотреть ему в лицо. Когда-то очень давно самурай отправлялся в Корею, чтобы сразиться с тигром. Тигр кусал его за руку. Самурай позволял тигру грызть его руку, а другой рукой выхватывал короткий меч и убивал тигра. Я дал Мацумото левую руку, чтобы спасти правую. Увидев мою реакцию, он остановился. Я был сильно разочарован: по ученику можно судить об учителе, и уже собрался было уходить, когда вернулся мастер Уэсиба с одним из своих учеников. Он как раз отращивал свою знаменитую бороду, был настроен дружелюбно и приветливо улыбался. Я показал ему рекомендательное письмо м-ра Мори, после этого он со своим учеником устроил для меня представление. Ученик напал на него, и тот его легко отбросил. Все это показалось мне фальшивым. Потом мастер Уэсиба повернулся ко мне и сказал: «Снимай пиджак и нападай на меня». Я попытался схватить его, но не успел и глазом моргнуть, как оказался на татами. Я не мог понять, как ему удалось меня отбросить. Я не почувствовал, чтобы к моему телу была приложена какая-нибудь сила. Если бы он ее приложил, я мог бы подумать о защите, но я вообще не чувствовал никакой силы.

Я сразу понял, что это было именно то, что я искал. Мне повезло, и я был принят в ученики. На следующее утро я начал заниматься и с тех пор не пропустил ни одного занятия.
Там применялась техника кокюдоса, которой мы всегда заканчивали урок.
Сначала, пока я не знал, как это делается, каждому легко удавалось бросить меня на пол. Даже ученик начальной средней школы без труда опрокидывал меня. Я не привык использовать техники в сэйдза, потому что я все время практиковал стойку дзю-до. Однако, когда я потом использовал эти техники, никто во время занятий дзадзэн или мшоги не мог столкнуть меня с места. Уже после трех дней занятий мисоги или дзадзэн я стал сильнее. Через шесть месяцев никто в додзё, за исключением мастера Уэсибы, не мог отбросить меня. Все были удивлены моими быстрыми успехами, в том числе я сам.
Позднее я понял, в чем заключалась причина. Я, сам того не зная, соблюдал первый и третий из Четырех основных принципом объединения ума и тела («Держать внимание к а единой точке» и «Полностью расслабиться»). Вы не можете напрягать руки и плечи, если вы всю ночь сидите в дзадзэн или весь день звоните в ручной колокольчик. Для того чтобы выдержать это занятие, вы должны полностью расслабиться. Я пришел в додзё уже с объединенным умом и телом, и поэтому меня нельзя было сдвинуть с места во время занятий кокюдоса.

Рядовой второго класса в пехотных войсках.

Еще через шесть месяцев или около того я начал сопровождать мастера Уэсибу и иногда проводил занятия вместо него. Я преподавал в военной полицейской школе в Накадо, в частной школе, основанной Сумэй Окава в Мэгуро, в додзё' Мацудаира в Санридзуке и давал частные уроки Косабуро Окаде, президенту крупной компании. В то время я имел черный пояс по дзю-до, но не имел никаких званий в айки-будо, хотя и обучал там людей.

В 1942 году начались особенно активные боевые действия на китайском фронте. Я получил диплом об окончании колледжа на шесть месяцев раньше срока и 1 октября был призван в армию. Я стал пехотинцем, рядовым второго класса. В первый день нестроевые офицеры и старослужащие улыбались и обходились с нами вежливо. Нас это очень удивило, так как мы слышали, что нравы в армии более чем суровые. Но уже на следующий день раздался крик: «Эй, ты, хватит вести себя как в гостях!» На следующий вечер, как только офи-церы удалились, отвечавший за нас сержант начал интересоваться нашими биографиями. Старший рядовой будил нас по очереди. Лампа была завешена, так что свет не проникал наружу. Сержант уже закончил свои исследования, которыми он был занят целый день, а это была его личная инициатива — малоприятное занятие, которое он называл обучением новобранцев. Он задавал нелепые вопросы, которые невозможно было объяснить иначе как желанием нас унизить. Рядом с моей находилась койка молодого человека по имени Ямакава. Он поступил в колледж благодаря финансовой поддержке своей невесты, сразу после окончания женился на ней и через три дня был призван в армию.
— Ты скучаешь по своей жене? — спросили его.
— Нет, не скучаю, — ответил он, желая избавиться от ненужных вопросов.
— Не ври. Как ты можешь забыть свою невесту через три дня после свадьбы? Ты намерен лгать старшим по чину? — допекал его сержант.
— Да, — сказал тот, — я скучаю по своей жене.
— Что?! Нечего откровенничать со старшим по званию, — опять набросился он на него. Следующим на очереди был я. «Я нахожусь на острие лезвия, — подумал я, — Что бы я ни ответил, это будет направлено против меня. Лучше я притворюсь дурачком». Начались вопросы.
— Как тебя зовут? — громко спросил он.
— Меня зовут Коити Тохэй, — прокричал я. Сержант заволновался, так как меня мог услышать находящийся внизу офицер. Если он узнает, чем они занимаются, оба понесут наказание.
— Не нужно отвечать так громко. Говори тихо.
— Меня зовут Коити Тохэй, — прошептал я.
— Откуда ты родом?
— Префектура Тотиги, Хагагун, Итикаимура, Акабанэ, — опять громко прокричал я. Сержант не дал мне договорить.
— Хорошо, — сказал он. — Можешь идти спать.

Я был единственным, над кем не удалось поиздеваться. Позже я слышал, как сержант говорил:
— Я не могу сказать, глуп он или слишком находчив. Но его вид мне не нравится.

Я продолжал разыгрывать дурачка и тем временем прошел экзамен на кадета, получив самый высокий балл. В апреле 1943 года я был принят в кадетское училище для офицеров запаса, где мне предстояло провести восемь месяцев. Значительная часть времени в весьма суровой программе обучения отводилась бегу. Этот бег полностью изматывал некоторых курсантов, но благодаря моим занятиям мисоги я не испытывал никаких трудностей, и никакие попытки инструкторов заставить меня проявить признаки усталости не давали результатов. Наконец меня оставили в покое.

Раз в месяц начальник училища, генерал-майор Сабуро Накадзава, читал лекцию. Военные лекции очень скучны — беспрерывные поучения, как умирать за свою страну. В зале сидит 1500 курсантов, все сонные от жары. Как только курсанты начинают клевать носом, ответственные за мероприятие офицеры ударяют их своими шпагами по голове. Начальник это никак не комментирует. При таком количестве наблюдающих офицеров почти невозможно уснуть и остаться незамеченным. Мне не нравится, когда меня бьют, поэтому, когда начальник сказал: «Тот, кто чувствует себя сонным, может встать», я поднялся. И тут же мне показалось, что меня овевает прохладный ветерок, и моя сонливость прошла. Начальник училища, продолжая говорить, наблюдал за мной. Я в ответ смотрел на него. В армии, если отводишь глаза в сторону, получаешь нагоняй. Но пока смотришь в глаза начальству, все хорошо. Другие офицеры тоже наблюдали за мной. На какое-то время ко мне вернулась бодрость, но вскоре я опять впал в сонное состояние и не мог с этим справиться. Я начал засыпать стоя. Оказалось, я могу спать стоя, вытянувшись и не шевелясь. Никто из офицеров меня не ударил. После двухчасовой лекции начальник сказал:
— Все вы трусы. Даже когда я сказал, чтобы тот, кто чувствует себя сонным, поднялся, никто этого не сделал. Вы предпочитаете украдкой спать и получать удары по голове. Сегодня впервые поднялся один молодой человек. Впервые с тех пор, как я стал начальником училища. Его поведение заслуживает всяческой похвалы.
Теперь я мог спать, сколько хотел, и никто меня за это не отчитывал. Мои одноклассники почувствовали себя оскорбленными.

— Я бы тоже поднялся, если бы я умел спать стоя, — сказал один из них. — Но мне будет очень стыдно, если я упаду.

Училище я окончил с отличием. «Ты получил награду за хороший сон», — шутили мои одноклассники.

Не успели наладиться мои сельскохозяйственные дела, как мы, по распоряжению правительства, были вынуждены отдать большую часть наших земель в аренду. Стало ясно, что на этом занятии я ке могу строить свое будущее. Как раз в то время мой отец, увлеченный исследованиями д-ра Горо Кано, который возглавлял институт по производству угля из древесной массы, вернулся из Осаки. Активированный древесный уголь использовался для фильтрации воды и спирта. Недалеко от нашего дома было много древесных опилок. Воодушевленный планом д-ра Кано, мой отец тут же занялся сбором средств и пригласил к нам д-ра Кано. Отец часто брался за новое дело и быстро уставал от него. Одно время он с большим энтузиазмом занимался созданием сельскохозяйственной школы и объехал всю Японию, чтобы обсудить свое начинание с фермерами.

 Потом он передал школу государству. Во время войны он начал механизированное производство контейнеров для риса и был пионером вспомогательного производства для фермеров. Но он выходил из дела, как только другие в него входили. Однажды отец приобрел большое количество животных — 100 свиней, 50 овец, 2 козы, корову, лошадь, 100 цыплят, 20 000 карпов, но из-за нехватки пищи во время войны всех их продал. Моя мать противилась его начинаниям, потому что слишком хорошо знала отца. После долгих обсуждений она, наконец, согласилась на угольный бизнес, но при условии, что вместе с отцом этим делом займусь я. Однако, когда дела пошли плохо, мой отец вышел из игры и вся тяжесть легла на меня. Я не мог пойти на то, чтобы продавать обычный уголь, выдавая его за активированный. Я приложил все усилия к тому, чтобы производить высококачественный активированный уголь, о каком мечтал д-р Кано, но у такого бизнесмена, как я, вместе с ученым, который был не от мира сего, дела шли не слишком хорошо. Я попробовал применить для получения угля электрическую печь, но из-за жестких послевоенных ограничений на использование электроэнергии не смог получить разрешения. Я занялся другими делами. Когда я, наконец, все же получил разрешение, во время обработки древесины постоянно отключали электроэнергию, и древесный уголь получался нестандартным.

Д-р Кано устал от этих дел и вернулся в Осаку, оставив вместо себя одного из своих студентов, м-ра Суэда. Вместе с ним и еще несколькими сотрудниками мы проводили ночи на фабрике. Мы бросили все силы на создание новой печи, которую разработал м-р Суэда. И наконец, наши труды увенчались успехом — мы стали получать высококачественный активированный уголь. Пришел заказ на наш уголь от Токийского научно-исследовательского института. Казалось, мы добились успеха. Вложив новые средства, я начал производить уголь и отправлять его в Токио. Но тут забастовали служащие института. Если бы они дали мне еще три месяца, я бы справился. Но они не сделали этого. Я был полностью уничтожен. Я думал, что если я доверяю другим людям, то и они доверяют мне. Но все мои друзья, а также и рабочие, в которых я верил, покинули меня, как только я лишился возможности им платить. Только трое оставались со мной до конца. И тогда я принял решение. «Бизнес — это не мое дело, — сказал я себе. — Это не то, что Вселенная ждет от меня. Вот откуда все те препятствия, которые всегда вырастают в последний момент. Я могу вложить весь свой ум и сердце в метафизические занятия, но не в бизнес, как бы я ни старался это сделать. Я не могу вложить в бизнес настоящую Ки. Я должен подчиниться воле Вселенной и идти по намеченному ею пути». И я решил закрыть это дело. У меня было много долгов, но я уговорил своих кредиторов подождать, пока я смогу заработать деньги, чтобы с ними расплатиться. Каким-то образом мне удалось разрешить все проблемы. И я отправился к мастеру Уэсибе в Иваму, чтобы возобновить свои занятия.

Основание общества Ки.

Несколько месяцев спустя я встретился с человеком по имени м-р Фудзиока (ныне профессором японского языка в университете на Гавайях), который приехал с Гавайев, чтобы пройти курс обучения. Он был обеспокоен положением второго и третьего поколения японцев на Гавайях, где после войны ни во что не ставили Японию. «Они всегда слышали от своих родителей и дедушек с бабушками, что Япония — прекрасная страна и что японцы — хорошие люди, — рассказывал он. — Однако, когда они приехали в Японию, они были полностью разочарованы японцами, которых заботит только, что бы поесть, и которые пренебретают всеми правилами поведения. Кроме того, японцы, приезжающие на Гавайи, — это, в основном, предприниматели. Иногда прибывает какой-нибудь конгрессмен, выступает с бесплатной лекцией «Япония сегодня» и просит пожертвований у публики. Все в японцах разочаровывает. Мы не можем допустить, чтобы так продолжалось. Мы должны внедрить на Гавайях что-то хорошее из Японии». Услышав все это, я объяснил ему принципы айки-до в части согласования ума и тела. Это произвело на него сильное впечатление, и, вернувшись на Гавайи, он стал хлопотать о приглашении для меня. Наконец был найден спонсор для моей поездки. Им оказалась организация Гавайи Ниси Каи, основанная д-ром Кцудзо Ниси, который обучал особому стилю гигиены. Ее членов можно было найти по всем Гавайям.

Как раз в это время Ниси приехал в Японию, и я нанес ему визит. Наша встреча продолжалась не больше пяти минут. У него было приятное лицо.
— Вы хотите поехать на Гавайи? — спросил он меня с улыбкой.
— Да, — ответил я, — хочу.

Мы поговорили с ним о житейских делах. А приехав на Гавайи, я узнал, что д-р Ниси всем говорил, что берет на себя ответственность за мой визит. При первом беглом взгляде он понял, что я собой представляю. Потом он часто говорил мне: «Я очень горжусь тем, что ты проделал на Гавайях такую большую работу. Если бы ты не добился успеха, вся ответственность легла бы на меня». Я очень благодарен ему.

Я обучал айки-до в 20 штатах. За 22 года, последовавшие за моим первым приездом на Гавайи в феврале 1953 года, я был 17 раз в Америке. Я человек невысокого роста, и я обучал айки-до людей, которые были вдвое больше меня. Я часто справлялся с четырьмя или пятью нападавшими на меня людьми. С помощью одной только физической силы я бы этого сделать не смог. Я всегда был уверен в том, что ум движет тело. Я говорил своим ученикам: «Прежде чем вы научитесь правильно пользоваться техникой айки-до, вы должны научиться объединять ум и тело». Это я называл Развитием Ки. Если мой урок длился час, первые 10 минут я всегда посвящал Развитию Ки, а остальные 50 минут обучал технике айки-до. Основной целью была правильная техника айки-до, а объединение ума и тела — средством ее достижения. Я всегда думал: «От умения отбрасывать других людей не слишком много пользы для обычных людей в повседневной жизни. Целью обучения айки-до является управление сознанием и телом и приобретение силы, которую дает объединение ума и тела».
Однако 10—15 лет спустя я был потрясен тем, что узнал. Большинство людей продолжали использовать только технику айки-до и забывали о развитии Ки. В Японии, пока был жив мастер Морихэй Уэсиба, мы постоянно говорили с ним о Ки, так что каждый всегда думал о Ки. Но после его смерти люди стали не только неспособны понять, что такое Ки, но вообще избегают этого слова. Техники стали неправильными. Если все оставить так, как есть, айки-до мастера Уэсибы превратится в чисто формальную технику. И я предложил класс Ки при Штаб-квартире Айки-до.

«Легко научиться тому, как отбросить человека, —доказывал я, — потому что движения тела видимы. Но люди часто пренебрегают невидимыми движениями ума. Это особенно касается молодых людей, которые интересуются только техниками айки-до. Мы должны учить тому, как объединять ум и тело и как продвигаться к согласованию ума и тела. Эти классы смогут посещать больные и пожилые люди, потому что мы не будем применять техник. Нам хотелось бы помочь людям повысить их жизненный тонус. Кроме того, молодые люди, научившись объединять ум и тело, смогут быстрее осваивать техники. Тому, на освоение чего другие тратят от пяти до десяти лет, мы сможем научить за 6—12 месяцев. Кроме классов айки-до, мы обязательно должны основать  Ки-классы».

Моя просьба не была удовлетворена, но я получил разрешение основать классы Ки отдельно от Штаб-квартиры Айки-до. «Мне уже больше пятидесяти лет, — думал я. — Мои четыре принципа объединения ума и тела явились результатом того, чему я учился в течение всей своей жизни. Это тайный метод, с помощью которого любой может понять, что такое объединение ума и тела. Если я умру, не передав его другим, он будет утерян и никто не сможет сказать, когда появится следующий человек, который осознает этот метод. Тот, кому Вселенная доверила эти знания, должен передать их прежде, чем он умрет». Именно из этих соображений я начал вести три раза в неделю классы Ки в Олимпийском мемориальном юношеском центре. Однако сначала я поговорил со Вторым Досю, Киссёмару Уэсибой, и назвал все ограничения, которые я хотел ввести.

Зажжённые свечи.

Если Штаб-квартира Айки-до не собирается обучать развитию Ки, я вынужден делать это вне его стен. Но если я буду проводить эти занятия на стороне, оставаясь главным инструктором Штаб-квартиры Айки-до, это сильно затруднит организацию всего процесса. Поэтому я пришел ко Второму Досад со следующими предложениями:

1. В классах Ки не будет проводиться никакого обучения техникам айки-до.
2. В классах Ки не будут использоваться никакие понятия из айки-до.
3. Для классов Ки не будут использоваться никакие помещения, принадлежащие Штаб-квартире Айки-до.
4. Для классов Ки не будут использоваться никакие фонды Штаб-квартиры Айки-до.
5. В классы Ки не будут приглашаться ученики, занимающиеся айки-до.

— Я хотел бы соблюсти эти пять условий, — сказал я. — Если у вас есть свои соображения, давайте их обсудим. — Второй Досю не думал, что я собираюсь заниматься развитием Ки, не используя понятия или техники айки-до.
— Очень хорошо, — сказал он, — можешь начинать.

Я назвал свою организацию Обществом Ки и стал учить только объединению ума и тела, не касаясь техник айки-до. Сначала в нашем Обществе было только шесть членов, однако с течением времени их количество возросло до двух или трех сотен. Когда образовались дочерние додзё и деятельность Общества Ки стала расширяться, Штаб-квартира Айки-до начала оказывать на нас давление.

В марте 1974 года все американские ученики и инструктора получили приказ не приглашать меня больше в додзё в Америке. Я окончательно решил оставить Общество Айки-до, когда узнал, что Штаб-квартира Айки-до потребовала от американских инструкторов снять мои портреты со стен своих додзё. 30 апреля, после беседы со Вторым Досю, я покинул Штаб-квартиру Айки-до, которой я посвятил тридцать лет своей жизни. Я уходил ни с чем. 1 мая я основал Син Син Тоицу айки-до, то есть айки-до, основанное на принципах объединения ума и тела. Я открыл новые додзё и привлек туда новых членов. Мне очень приятно было услышать, что Коретоси Маруяма, 7-й дан, Сидзуо Имаидзуми, б-й дан, Ивао Тамура, 6-й дан. Минору Курита, 6-й дан, и Фумио Тойода, 5-й дан, без колебаний последовали за мной.

Теперь у меня 50 додзё' в Японии и 80 додзё' за рубежом. Моя цель не только расширить Общество Ки. Мне хотелось бы обучить как можно больше инструкторов и попытаться улучшить положение дел в мире. Мои Четыре основных принципа объединения ума и тела — это путь объединения ума и тела, которым вы сможете пользоваться сами и научить этому других. Я могу научить лишь ограниченное число людей. Но если я покажу, как научить других, эти принципы будут распространяться значительно быстрее.

Одним факелом можно зажечь десять тысяч свечей. Мне хотелось бы продемонстрировать силу объединения ума и тела, которой изначально обладает каждый человек, и таким образом зажечь свет в сознании каждого.

Коити Тохэй