Марк Форстейтер

Даосские притчи

Глава 14

ДАОССКИЙ УЧИТЕЛЬ

МУДРЫЙ ГОСУДАРЬ

Цзянлюй Мянь пришел к своему учителю Цзи Чэ и сказал:

— Учитель, вышло так, что правитель Лу попросил меня о наставлении. Я отказывался, но безуспешно, так что пришлось мне дать ему совет. Не знаю, попал ли я в цель, но сказал я вот что: «Нужно следовать за почтительными и бережливыми, выдвигать справедливых и преданных, отвергать корыстолюбивых и льстивых. Тогда в народе никто не посмеет нарушить порядок».

Цзи Чэ рассмеялся и воскликнул:

— Ты все равно что богомол, преграждающий путь повозке! Твои советы только навлекут на государя беду: ведь башни его дворца заполнены сокровищами, и, куда бы он ни направился, за ним всюду следует толпа.

Цзянлюй Мянь задрожал от страха и сказал:

— Прошу тебя, учитель, объясни, что ты имеешь в виду?

— Когда великий мудрец правит Поднебесной, — ответил Цзи Чэ, — он воодушевляет сердца людей, желая, чтобы они обратились к просвещению и исправили свои обычаи, подавили свои разбойничьи помыслы и прониклись возвышенными устремлениями, словно такова их природа и они сами не знали бы, почему они таковы. Такого человека следовало бы считать старшим братом великих императоров — Яо и Шуня. Сколь велик, сколь беспределен он! Он хочет соединиться с полнотой жизни в себе и вовек пребывать в ней сердцем!

ОТСТАЮЩИЕ ОВЦЫ

Тянь Кайчжи однажды беседовал с правителем Чжоу, Вэй-гунем, и царь спросил его:

— Я слышал, ты учился у Чжу Шэня. Что ты узнал от него?

— Что я мог узнать от учителя? Я просто стоял с метлой у его ворот!

— Не уходи от ответа, — сказал правитель. — Я хочу знать, чему ты научился.

— Ну что ж, — отвечал Тянь Кайчжи, — учитель сказал однажды так: «Умеющий взращивать жизнь подобен пастуху: присматривает за отстающими овцами и подгоняет их».

— Что это значит? — спросил царь.

— В царстве Лу жил человек по имени Дань Бао. Он обитал в глухом лесу, пил ключевую воду и ни с кем не делился своей добычей. Прожил он на свете семь десятков лет, а обликом был как младенец. На его беду ему однажды повстречался голодный тигр, который убил его и сожрал.

Жил там и Чжан И, который обитал в доме с высокими воротами и тонкими занавесями и принимал у себя всякого. Прожил он на свете сорок лет, напала на него лихорадка — и он умер.

Дань Бао пестовал в себе внутреннее, а тигр сожрал его внешнее. Чжан И заботился о внешнем, а болезнь сгубила его внутреннее. Они оба не восполняли то, что у них отставало.

Конфуций сказал так:

Не уходить, а быть неприметным,

не выступать вперед, а быть на виду,

неколебимо стоять в середине.

Кто усвоит эти три доблести, стяжает высшую славу.

Но перед опасной дорогой, на которой из десяти убивают одного, отцы и сыновья, старшие и младшие братья друг друга предостерегают и осмеливаются выступать лишь в сопровождении воинов и слуг. Не есть ли это знание об опасностях, подстерегающих человека? А не знать, что в предостережениях нуждаются и те, кто возлежит на циновках и предается чревоугодию, — это тоже большое заблуждение!

СОН

Беззубый спросил о Дао у Наставника в Тростниковой накидке, и тот ответил:

Выправь тело свое,

взор обрати к Единому,

и Небесное согласие придет к тебе.

Умерь свои знания,

стремись к Единому,

и духовность поселится в тебе

Тогда полнота свойств станет твоей доблестью,

а Дао — твоей обителью.

Смотри на мир простодушно, как только что

народившийся бычок,

и не доискивайся до причин...

Не успел наставник договорить, как Беззубый крепко уснул. Наставник в Тростниковой накидке очень тому обрадовался и пошел своей дорогой, напевая:

Телом как иссохшая кость,

сердцем как остывший пепел.

Подлинный — знание верное в нем, - •

и не ищет причины вознестись над людьми.

Такой темный, такой помраченный!

Помыслов нет в нем, совета не спросишь.

Что за человек он?

УЧЕНЫЙ

Чжуан-цзы встретился как-то с правителем Лу, Ай-гуном, и тот сказал ему:

— В Лу много конфуцианцев, а твоих последователей мало.

— В Лу немного и конфуцианцев, — возразил Чжуан-цзы.

— Ничего подобного! — возмутился царь. — У нас повсюду можно встретить людей в одежде конфуцианских ученых!

— Да, я слышал, что конфуцианцы носят круглые шапки в знак того, что они познали время Небес, ходят в квадратных сандалиях в знак того, что они познали форму Земли, и подвешивают к поясу нефритовое украшение в знак того, что быстро разрешают дела. Но благородные мужи, постигшие Дао, едва ли носят такую одежду, а те, кто носит, едва ли постигли Дао.

Ты, государь, верно, полагаешь, что это не так? Ну так отчего бы тебе не объявить по всему царству: «Те, кто носит такую одежду, не постигнув Дао, будут преданы казни!»

И тогда Ай-гун велел пять дней подряд оглашать такой указ, и в Лу никто больше не смел носить одежду конфуцианцев. Лишь один муж в одежде конфуцианского ученого остановился перед царскими воротами. Царь приказал пустить его во дворец, стал спрашивать его о государственных делах, и тот оказался неистощим в ответах государю.

— В целом царстве нашелся один конфуцианец, — сказал тогда Чжуан-цзы Ай-гуну. — Вот это можно назвать много!

КОЛДУН И ДАОС

В царстве Чжэн жил могущественный колдун по имени Ли Сянь. Он умел угадывать судьбы людей — будет ли человек жить или умрет, спасется он или погибнет, встретит или не встретит удачу, умрет ли в молодости или доживет до глубокой старости. Еще он умел предсказывать события, называя и год, и месяц, и даже день. Так велико было его искусство, что жители Чжэн, завидев его, обращались в бегство.

Встретившись с ним однажды, Ле-цзы, ученик даоса Ху-цзы, был так потрясен» что пришел к учителю и сказал:

— Раньше я думал, учитель, что твой Путь выше прочих, но теперь я знаю, что есть и еще более высокий!

— Ты изучил писания о Пути, но не вникнул в существо Пути, — сказал в ответ Ху-цзы. — Постиг ли ты Путь воистину? Даже если кур много, а петуха на них нет, откуда же возьмутся яйца? Ты чрезмерно стараешься осуществить Путь в миру, завоевать доверие людей, а потому облик твой слишком выдает твои намерения. Попробуй привести этого колдуна сюда, пусть посмотрит на меня.

На следующий день Ле-цзы привел колдуна к Ху-цзы. Выйдя от учителя, колдун сказал Ле-цзы:

— Твой учитель — мертвец, ему не прожить и десятка дней. Я увидел нечто странное, увидел сырой пепел!

Ле-цзы вошел в комнату учителя, обливаясь слезами, и передал ему слова колдуна. Ху-цзы сказал:

— Я только что показался ему в образе Земли, притаился в незыблемом, но вовеки подвижном. Ему же, верно, привиделось, что жизненной силе во мне прегражден путь. Приведи его ко мне еще раз!

На следующий день колдун вновь пришел к Ху-цзы, а уходя, сказал Ле-цзы:

— Счастье, что твой учитель встретился со мной. Ему сегодня намного лучше! Он совсем ожил! Я вижу, что жизненные силы в нем свободны.

Ле-цзы передал слова колдуна учителю, и тот сказал:

— На сей раз я предстал ему зиянием Небес, в коем нет ни имени, ни сущности, и сделал так, что от меня веяло жизненной силой. Он, верно, увидел во мне это истечение силы. Приведи-ка его еще раз.

На следующий день колдун снова пришел к Ху-цзы, а выйдя от него, сказал:

— Учитель твой так переменчив! Я не могу разгадать его облик. Подождем, пока он успокоится, и я снова осмотрю его.

Ле-цзы передал слова колдуна учителю, и тот сказал:

— Я предстал ему Великой Пустотой, которую ничто не одолеет. И вот он узрел во мне глубочайший исток жизненных сил. Ибо и в стоячей, и в текучей воде есть темные глубины, и насчитывается их всего девять, а я показал только три. Пусть он придет еще раз.

На следующий день колдун снова пришел к Ху-цзы, но не успел он усесться на своем сиденье, как в смятении вскочил и выбежал вон.

— Догони его! — крикнул Ху-цзы ученику. Ле-цзы побежал за колдуном, да так и не догнал его.

А Ху-цзы сказал:

— На сей раз я показал ему свой изначальный образ — каким я был до того, как вышел из своего предка. Я предстал перед ним пустым, неосязаемо-податливым. Невдомек ему было, кто я и что я такое, вот и показалось ему, что он скользит в бездну и плывет свободно по лону вод. Поэтому он убежал от меня.

Тут Ле-цзы понял, что еще и не начинал учиться. Он вернулся домой и три года не показывался на людях.

Сам готовил еду для жены, Свиней кормил, как гостей. Дела мира знать не хотел. Роскошь презрел, возлюбил простоту.

Возвышался один, словно ком земли.

Не держался правил, смотрел в глубь себя. Таким он прожил до последнего дня.

НАЧАЛО ВСЕХ НАЧАЛ

Иэр-цзы пришел к Сюй Ю, желая стать его учеником. Тот спросил его:

— Чему научил тебя прежний твой учитель?

— Учитель говорил так: «Ты должен со всем тщанием претворять человечность и справедливость и выявлять истинное и ложное».

— Тогда зачем ты пришел сюда? — сказал в ответ Сюй Ю. — Если прежний твой учитель уже выжег на тебе клеймо человечности и справедливости и искалечил тебя разговорами об истинном и ложном, как можешь ты странствовать на дорогах, где гуляют беспечно и ходят как попало?

— И все-таки я хотел бы отправиться в те края, — сказал Иэр-цзы.

— Нет, у тебя ничего не выйдет, — ответил Сюй Ю. — Слепцу не объяснишь очарование ресниц и щечек красавицы, люди с бельмом на глазу не оценят достоинства парадных одежд из желтого и зеленого шелка.

— Многие люди лишились своей красоты, силы и мудрости. Все сущее претерпевает изменения. Откуда нам знать, что клеймо не сойдет с меня и увечье мое не исцелится, что я никогда не стану снова целым и невредимым и не смогу последовать за тобой?

— Что ж, почему бы и нет? Скажу тебе вкратце так:

О, мой учитель! Мой учитель!

Он губит все вещи, а не жесток;

одаривает милостью тысячи поколений, а не добр;

он старше самой седой древности, а не стар;

обнимает собой Небо и Землю;

высекает все формы, а не искусен.

Вот в чем мы должны пребывать!