Удар Солнца

или

Гири  чувство чести

Л. Богословский

К вопросу о характеристике японцев*

Этические основы жизни благородного сословья в Японии

Предисловие

Автор книги «Бусидо», японец Инадзо Нитобэ, в предисловии к этой своей маленькой книжке говорит: «Лет десять тому назад (книга  написана в 1899 г.) я пользовался гостеприимством уважаемого бельгийского юриста, г-на Лавеле, теперь умершего. Раз наш разговор коснулся религии. „Не можете ли вы сказать мне,— спросил почтенный профессор,— как учат религии в ваших школах?" Каково же было его удивление, когда я ответил ему на его вопрос о религии вообще отрицательно. „Нет религии?!— воскликнул он.— Но как же дается у вас нравственное воспитание?"

Этот вопрос поставил меня тогда в тупик: я не имел готового ответа, потому что нравственные принципы, которые я воспринял в детстве, не были даны мне школой. Но когда я начал анализировать различные элементы, которые образовали мои нравственные понятия, я нашел, что бусидо научило меня всему, что касается этой стороны жизни человека в Японии. Я пришел к заключению, что без понимания японского феодализма и бусидо нравственные идеи современной Японии будут совершенно непонятны. Моя книжка состоит из того, что я слышал и что узнал в детстве о нравственных требованиях, когда феодализм был еще в силе».

* Богословский Л. К вопросу о характеристике японцев: Этические основы жизни благородного сословья в Японии // Изв. Вост. ин-та. Владивосток, 1902. Т. 3, вып. 2. С. 1—3.

Перевод этой маленькой книжки с незначительными пропусками и небольшими добавлениями, подкрепленный тем, что я лично имел возможность видеть и наблюдать, и составляет одну часть моей работы.

Для иллюстрации сказанного в «Бусидо» мною взят исторический рассказ о подвиге сорока семи японских рыцарей, самый популярный из всех японских рассказов, знакомый всякому в Японии от мала до велика. Насколько популярно событие, затронутое в этом рассказе, можно судить из того, что японские мальчики и теперь еще, собираясь в числе сорока семи, разыгрывают от начала до конца все сцены из жизни сорока семи рыцарей. Этот рассказ, как и следующий, «Месть Кадзумы», также иллюстрирующий сказанное в «Бусидо» и также очень популярный, взяты из книги Митфорда «Tales of old Japan». Митфорд в своих рассказах является не больше, как переводчиком того, что варьируется на разные лады в японской литературе, о чем он неоднократно и заявляет в своей книге, и в чем я имел возможность убедиться лично, прочитав его произведения и беседуя с японцами.

Таким образом, почти все то, о чем говорится в представляемой мной работе, говорится устами японцев и является производством японского гения.

Служа летом при Русско-китайском банке в Нагасаки, я имел возможность часто говорить на ту тему, о которой писал, и наблюдать остатки влияния рыцарства.

(Книга из электронной библиотеки сайта http://ki-moscow.narod.ru)

Из личных моих наблюдений я вынес убеждение, что воин, рыцарь, является для японца самым дорогим и высоким идеалом, в котором нашло себе выражение все лучшее в японской нации. В лучших лавках, где продаются японские антикварные вещи, вам предлагают вооружение и одежду рыцаря-самурая, а в домах богатых европейцев, давно живущих в Японии и кое-что знающих о Японии, мечи, копья и брони составляют непременное украшение их кабинетов. На базаре вы можете видеть картинки по преимуществу военного характера, представляющие главным образом сражения или то или иное затруднительное положение воина-самурая. Если вы попросите японца рассказать вам что-либо из прошлого Японии, то он непременно будет говорить вам о том или другом великом даймё, который вел войну с соседним даймё и вышел из нее блестящим победителем. Несколько раз я был в Исахая — местечке, отстоящем в пяти станциях по железной дороге от Нагасаки, там можно видеть еще остатки прежнего величия могущественных даймё. По словам моего спутника-японца, бухгалтера Русско-китайского банка в Нагасаки и друга управляющего имением нынешнего владетеля, Исахая этот был один из мелких и не очень влиятельных даймё в эпоху феодальной Японии. Но его владения и теперь еще производят впечатление силы и могущества и дают представление о том громадном влиянии, которым пользовались некогда великие даймё.

Громадный дом — дворец по сравнению с жилищами-шалашами обыкновенных японцев — со множеством комнат, в числе которых имеются и приемные залы, и комнаты для церемоний, и музеи, хранящие в себе фамильные драгоценности; большой пруд около дома, в котором плавают гуси и утки и нередко показывается на поверхности воды искусственно разведенная рыба; прочные сооружения каменных мостов и высокие обелиски, а рядом маленькие домики поселян,— все это говорит нам о той обаятельной силе, которой еще не так давно пользовались самураи, и о той массе труда, который был затрачен в пользу князя-господина жителями страны.

В нашу последнюю поездку туда мы встретились с присланными князем Исахая из Токио людьми, которым было поручено взять наиболее ценное и отвезти в столицу. При нас укладывали лакированные шкапики, разные ящички и дорогую фарфоровую посуду для отправки в Токио. Говорят, что князь разорился и его фамильные драгоценности будут продаваться с молотка в столице. И эти безмолвные свидетели богатства могущественных и великих даймё разойдутся по всему свету; чайники из чистого фарфора, завернутые в шелковые футляры, окажутся, по всей вероятности, в руках европейца как украшение на его столе или будут показываться в музеях как остаток прежнего величия японского князя, обладавшего тонким вкусом и имевшего в своем распоряжении массу денег, а в повиновении — массу людей. Народятся и уже нарождаются, даже народились другие люди, которые будут проповедовать и проповедуют новые идеи и новые чувства, строя свои основания на неуловимых остатках великого феодализма.

Я очень жалею, что мне не удалось ближе познакомиться с внешней жизнью феодальных князей, что можно было сделать только живя вблизи княжеского дворца. Будучи занят в банке с девяти часов утра до пяти часов вечера, имея в своем распоряжении единственный свободный день в неделю — воскресенье, бывая только наездами, и то не часто, в замке князя Исахая, я, разумеется, не мог хорошо ознакомиться со всем, что там было и не взял на себя смелость описывать детали, которые мне пришлось там видеть.