Ле-Цзы  на сайте "Ки Айкидо в Москве"

Перевод В. В. Малявина

 

Глава VIII

РАССКАЗЫ О СОВПАДЕНИЯХ [54]

 

Гуань Инь сказал Ле-цзы:

— Будь твои слова прекрасны или уродливы — таким же будет и их эхо.

Будь человек высок или низок — такова же будет и его тень. Наша слава — эхо, наше поведение — тень. А посему сказано:

Будь осторожен в речах,

Ибо кто-нибудь да примет их.

Будь осмотрителен в поступках,

Ибо кто-нибудь да последует им.

Поэтому мудрецы созерцали явленное, дабы познать сокрытое; они созерцали прошлое, дабы познать будущее. Таков закон “знания наперед”.

Мы судим о вещах по собственному разумению, а под­тверждения находим в других. Если человек любит меня, я тоже буду любить его. Если он ненавидит меня, я тоже буду ненавидеть его. Тан и У стали государями, потому что они любили весь мир. Цзе и Чжоу лишились престола, по­тому что они ненавидели целый свет. Таково подтвержде­ние тому, что мы полагаем. Когда и разумение наше, и под­тверждение ему очевидны, не действовать сообразно им — все равно что не желать проходить через двери, когда ты покидаешь дом, или не идти по дорожке, когда ты прогули­ваешься. Если вот так упорствовать, не будет ли затрудни­тельно извлечь для себя нечто полезное?

Я узрел это в доблестях Шэньнуна и Юя, нашел подтверждения этому в преданиях Шуня и Ся, Шан и Чжоу, рассудил об этом в соответствии с речами образцо­вых ученых и достойных мужей, и я не встретил случая, чтобы успех или неудача, возвышение или упадок не под­тверждали эту истину [55].

 

Янь Хой [56] спросил у Ле-цзы:

— Те, кто стремятся постичь Путь, на самом деле хотят разбогатеть.

Я могу разбогатеть, добыв себе жемчужину, зачем же мне постигать Путь?

— Цзе и Чжоу ценили только собственные пристрастия и потому погибли, — ответил Ле-цзы. — Как хорошо, что я смогу вовремя рассказать тебе об этом! Человек, не ве­дающий долга, но живущий только для того, чтобы есть, ничем не лучше собаки или курицы.

Они скрещивают рога в поединке за пищу, и победитель устанавливает правила: такие ничем не лучше диких зве­рей и птиц.

Если ты ленив, как пес или курица, или дик, как зверь или птица, то тебя никто не будет уважать. А если никто не будет тебя уважать, опасности и унижения будут преследо­вать тебя.

 

Ле-цзы сказал:

“Тот, кто молод и красив, — горд. Тот, кто полон сил, — несдержан. С такими нельзя говорить о Пути. С людьми, еще не имеющими седины в волосах, нельзя толковать о Пути, и они отклонятся от Пути еще больше, если попы­таются осуществить его. Тому, кто горд и несдержан, никто не скажет правды, а если человеку никто не говорит прав­ды, он живет одиноким и не имеет помощников.

Умный полагается на других, а потому силы его не уменьшаются, когда он достигает старости, и он не пребы­вает в растерянности, когда знаний его оказывается недо­статочно. Следовательно, секрет мудрого правления со­стоит в том, чтобы признавать ум других, а не быть умным самому”.

 

Ле-цзы жил в большой нужде и голодал. Какой-то чело­век сказал об этом советнику чжэнского царя Цзыяну:

— Ле-цзы всем известен как муж, постигший Путь. Если он, живя в вашем царстве, так нуждается, то не даст ли это повод к разговорам о том, что его государь не милосерден?

Цзыян немедленно распорядился щедро одарить Ле-цзы зерном.

Ле-цзы вышел к гонцу с дарами, дважды ему покло­нился, но подарков не взял. Гонец уехал ни с чем.

Когда Ле-цзы вошел обратно в дом, его жена стала бить себя кулаком в грудь и кричать:

— Я слышала, что семья мужа, постигшего Путь, жи­вет в почете и довольстве, мы же живем впроголодь. Вам преподнесли богатые дары, вы же их отвергли — что за злосчастная судьба!

— Но государь не знает меня лично, — ответил Ле-цзы. — Он прислал мне дары потому, что кто-то хорошо ото­звался обо мне. Если бы кто-то побранил меня, он тоже поло­жился бы на его слова. Вот почему я не принял подарков.

А в скором времени люди и вправду восстали и казнили Цзыяна [57].

 

У жителя Лу по фамилии Тут и было два сына. Один лю­бил учение, другой — воинское дело. Тот, кто любил уче­ние, предложил свои услуги правителю Ци, и тот назначил его наставником принцев. Другой сын отправился в Чу, и тамошний царь поставил его во главе царского войска. От жалованья сыновей обогатилось все их семейство, а чи­ны сыновей принесли их родителям всеобщий почет и ува­жение.

У соседа господина Ши, носившего фамилию Мэн, тоже было два сына, которые были обучены тому же, но семья Мэн была бедна. Завидуя богатству рода Ши, Мэн стал рас­спрашивать соседа, каким образом он так быстро разбога­тел, и тот рассказал ему все без утайки.

Тогда Мэн послал одного сына в царство Цинь, и тот предложил циньскому царю стать наставником его де­тей.

— Ныне, когда все цари борются за первенство в мире, надобно думать лишь об оружии и провианте, — сказал царь. — Если я буду управлять государством с помощью советов ученого, я очень скоро погибну.

С этими словами циньский царь приказал оскопить при­шельца и отправить его на родину.

Другой сын пошел в царство Вэй и представился тамош­нему царю как искусный полководец.

— Мое царство слабое, окруженное со всех сторон силь­ными соседями, — сказал вэйский царь. — Большим госу­дарствам я служу, маленькие государства я оберегаю от набегов. Если я буду полагаться на военную силу, мне не миновать разорения и гибели. Однако же если я отпущу этого человека, он может пойти в другое царство и причи­нить мне немало вреда.

С этими словами он велел отрубить пришельцу обе ноги и отправить его обратно в Лу.

Вернувшись домой, сыновья Мэна стали бить себя кулаками в грудь и бранить господина Ши. Тогда Ши им ска­зал:

— Выберешь нужное время — и добьешься успеха. Упустишь нужное время — и потерпишь неудачу.

Вы действовали так же, как и мы, но мы добились успе­ха, а вы потерпели неудачу. Так получилось не потому, что вы делали что-то неправильно, а потому, что вы делали это в неподходящее время. Не бывает правила, которое всегда приносит успех, и не бывает действия, которое всегда при­носит неудачу. То, что годилось вчера, сегодня, возможно, следует отбросить, а то, что мы отбросили сегодня, гля­дишь, может пригодиться завтра.

А на то, нужно ли что-то применять или отбрасывать, неизменной истины нет. Только мудрый знает, как действо­вать в каждый момент времени. Если же мудрости вам не хватает, то, будь вы даже учены, как Конфуций, или храб­ры, как полководец Люй Шан, вас повсюду будут преследо­вать неудачи.

Мэн и его сыновья были вполне удовлетворены и пере­стали сердиться.

— Вам нет нужды продолжать, — сказали они. — Мы все поняли!

 

Цзиньский царь Вэнь вышел встречать союзное войско с намерением напасть на Вэй. Неожиданно Гунцзы Чу посмотрел на небо и рассмеялся. Царь спросил, отчего он смеется.

— Я смеюсь над соседом, который сопровождал жену, навещавшую своих родителей, — ответил Гунцзы Чу. — Он увидел у дороги женщину, работавшую в тутовой роще, и ласково заговорил с ней. Когда же он обернулся, то увидел, что его жена любезно беседует с чужим мужчиной. Вот над чем смеется ваш слуга!

Царь понял намек и повернул войско обратно. Не успел он дойти до столицы, как на его владения напал сосед с севера.

Царство Цзинь страдало от разбойников. Жил там чело­век по имени Си Юн, который умел распознавать разбой­ников, вглядываясь в переносицу и ресницы человека. Цзиньский царь послал его опознавать разбойников, и он не пропускал ни одного из целой сотни и даже тысячи.

Царь очень этому обрадовался и сказал Чжао Вэнь-цзы:

— С помощью одного человека я изведу всех разбойни­ков в царстве! Зачем мне другие?

— Вы, государь, никогда не избавитесь от разбойни­ков, если будете полагаться только на того, кто следит за ними, — ответил Чжао Вэнь-цзы. — А Си Юну не миновать безвременной смерти!

В скором времени разбойники собрались на совет и решили: “Си Юн довел нас до крайности!” Все вместе они пошли к Си Юну и убили его.

Услышав об этом, цзиньский царь очень испугался и позвал к себе Чжао Вэнь-цзы.

— Случилось так, как вы и предсказывали: Си Юн убит! — сказал он. — Как же теперь нам ловить разбойни­ков?

— Чжоуская поговорка гласит: “Кто тщательно высле­живает рыбу в пруду, навлечет на себя беду. Кто до тайны допытаться хочет, только смерть на себя накличет”. Если вы хотите избавиться от разбойников, лучше всего назна­чить на государственные должности достойных людей, что­бы они просветили тех, кто стоит выше их, и наставляли тех, кто находится ниже их. Если у людей будет чувство стыда, откуда взяться разбойникам?

Тогда царь назначил своим советником Суй Хоя, и все разбойники сбежали в царство Цинь.

 

Когда Конфуций возвращался из царства Вэй в Лу, он придержал коней у моста через реку и стал любоваться красивым видом: перед ним был водопад высотой в тридцать саженей, а вода вокруг бурлила на расстоянии девя­носта ли. Там не могли плавать рыбы и черепахи, не могли жить крокодилы, но какой-то человек как раз собрался переплыть реку. Конфуций послал к нему человека, велев сказать ему:

“Водопад достигает в высоту тридцати саженей, вода вокруг бурлит на девяносто ли, там не могут плавать рыбы и черепахи, не могут жить крокодилы. Переправиться в этом месте через реку будет трудно!”

Человек не обратил на эти слова никакого внимания, переплыл через реку и вышел из воды.

— Сколь совершенно твое искусство! — сказал пловцу Конфуций. — Обладаешь ли ты каким-нибудь особым искусством входить в воду и выходить из нее?

— Я вхожу в воду посредством преданности и доверия, а выходя из воды, по-прежнему блюду преданность и дове­рие. С преданностью и доверием погружаюсь я в поток и не позволяю себе действовать самочинно — вот почему я могу переплыть через реку!

Конфуций повернулся к ученикам и сказал:

— Запомните же, дети мои. Действуя преданностью, доверием и искренностью, можно справиться даже с водной стихией, что же говорить о людях! [58]

 

Бай-гун спросил Конфуция:

— Можно ли говорить с людьми загадками, не выдавая себя?

Конфуций не ответил.

— Допустим, я брошу в воду камень?

— Хороший пловец из У достанет его.

— А если я вылью воду в воду?

— Смешайте воды рек Цзу и Шэн, и И Я различит их на вкус.

— Значит, никак нельзя говорить загадками, не выда­вая себя?

— Почему нельзя? Но это возможно только с теми, ко­торые понимают то, что не высказано в словах. Тот, кто способен понять невысказанное в словах, умеет говорить без слов. Кто ловит рыбу, замочит одежду, кто гонится за зверем, устанет бежать, и удовольствия в том не будет. Поэтому предел речи — отсутствие слов, предел деятельности — недеяние. Поверхностные умы соперничают из-за мелочей.

Бай-гун не понял слов Конфуция и в конце концов погиб в бане.

 

Чжао Сян-цзы послал Синьчжи Муцзу против племени ди. Полководец разбил неприятеля, захватил города Цзо-жэнь и Чжунжэнь и послал гонца с вестью о победе. Сян-цзы как раз сидел за трапезой и выглядел опеча­ленным.

— Два города пали в один день! Тут кто угодно обра­дуется, — сказали его приближенные. —Отчего же вы печалитесь?

— Половодье на могучей реке не продержится и трех дней, — ответил Чжао Сян-цзы. — Сильный ветер и пролив­ной дождь не продлятся целый день [59]. Солнце находится в зените на одно мимолетное мгновение. В моем роду еще не бывало столь славных достижений. Если за один день захвачены сразу два города, то беды не миновать!

Когда Конфуций услышал эти слова, он сказал:

— Может ли род Чжао не прославить себя?

Печаль предвещает благоденствие.

Радость предвещает погибель.

Победить нетрудно, трудно удержать победу.

Благодаря печали способный государь удерживает плоды своей победы, так что его счастье переходит на потомков. Царства Ци и Чу, У и Юэ одерживали в прошлом блестящие победы, но не знали, как удержать их, и в конце концов пришли к бесславному концу. Только правитель, постигший Путь, знает, как удержать победу. Конфуций мог голыми руками поднять засов на воротах столицы, но он никогда не кичился своей силой. Мо-цзы придумал обо­ронительный план, который не смог разгадать Гуншу Бань, но он не хотел прославиться своими полководческими спо­собностями. Тот, кто умеет удержать свою победу, считает свою силу слабостью.

 

В царстве Сун жила семья, где три поколения подряд совершали добрые дела. Внезапно в этом доме черная ко­рова без всякой причины отелилась белым теленком. Спро­сили об этом Конфуция, и тот ответил:

— Это счастливое предзнаменование. Принесите телен­ка в жертву высшему предку.

Минул год, и отец семейства неожиданно ослеп. А та корова снова отелилась белым теленком. Отец вновь велел сыну спросить об этом Конфуция.

— К чему спрашивать? — возразил сын. — Прошлый год мы уже спрашивали об этом, а теперь вы ослепли.

— Слова мудрецов поначалу как будто не находят под­тверждений, а впоследствии оправдываются. Дело еще не закончилось, поэтому спроси его еще раз.

Сын пошел к Конфуцию, и тот сказал опять, что рожде­ние белого теленка — счастливое предзнаменование и теленка нужно принести в жертву высшему предку. Сын доложил об этом отцу.

— Делай, как советует Конфуций, — сказал отец.

Прошел еще год, и на сей раз уже сын без всякой на то причины ослеп. А в скором времени войско Чу напа­ло на Сун и осадило столицу. Жителям приходилось обмениваться детьми и есть их, а очаги топить ко­стями.

Все мужчины, способные носить оружие, сражались на стенах, и более половины из них погибло. А отца и сына из-за того, что они были слепы, на войну не взяли. Когда же осада кончилась, зрение к ним вернулось.

 

В Сун жил бродячий фокусник, который хотел дать представление самому царю. Вот царь Юань призвал его к себе и велел ему показать свое искусство. Фокусник встал на ходули, которые были вдвое длиннее его ног, и быстро бегал на них, подбрасывая в воздух семь мечей. Царь Юань был очень доволен и щедро одарил фокусника золотом и шелком.

Услышал об этом другой бродячий актер, который тоже умел выделывать разные трюки, и пришел к царю, желая дать ему представление. Но царь Юань разгневанно сказал:

— Недавно ко мне уже приходил человек, показывав­ший разные фокусы. В его искусстве не было ничего не­обычного, но я был в хорошем настроении и богато награ­дил его. А теперь этот актер пришел ко мне потому, что про­слышал о награде и тоже захотел получить ее!

Тут царь приказал бросить актера в темницу и держал его там целый месяц.

 

Циньский царь Му-гун сказал Болэ:

— Вы уже в преклонных годах. Есть ли у вас в семье кто-нибудь, кого я мог бы послать на розыски коня?

— Хорошего коня можно опознать по его стати и взгля­ду, костям и мускулам, — ответил Болэ. — Но лучший конь Поднебесного мира как бы невиден, как бы неуловим, как бы не существует, как бы пропал. Такой конь не поднимает пыли и не оставляет следов. У сыновей вашего слуги спо­собности небольшие. Они могут узнать хорошего коня, но не лучшего коня Поднебесной. Но я знаю человека, кото­рый разбирается в конях не хуже меня. Он носит овощи и собирает хворост для меня. Его зовут Цзюфан Гао. Прошу вас призвать его к себе.

Му-гун призвал этого человека к себе и послал его на розыски коня.

Спустя три месяца он вернулся и снова предстал перед царем.

— Я нашел то, что нужно, в Песчаных Холмах.

— Что это за конь?

— Кобыла, каурая.

Царь велел привести кобылу, и она оказалась вороным жеребцом. Му-гун сильно опечалился и призвал к себе Болэ.

— Оказывается, тот, кого мы послали отбирать коней, ни на что не годен. Он не умеет даже отличить кобылу от жеребца и не разбирает масти! Что он может знать про лошадей!

Тут Болэ восхищенно вздохнул:

— Так вот, значит, чего он достиг! Как раз поэтому он стоит тысячи, десяти тысяч, всех в мире знатоков, подоб­ных мне. Такие люди, как Гао, прозревают Небесный исток жизни, они схватывают суть и забывают о ненужном, пре­бывают во внутреннем и отрешаются от внешнего. Он видит то, на что хочет смотреть, и не замечает того, на что смо­треть не нужно. Такие, как он, в лошадях видят нечто куда более важное, чем лошадь.

Чуский царь Чжуан спросил Чжань Хэ:

— Как мне управлять государством?

— Ваш слуга знает, как управлять собой, но не знает, как управлять государством, — ответил Чжань Хэ.

— Я унаследовал храм своих предков и алтари духов плодородия и желал бы знать, как уберечь их.

— Ваш слуга не слыхал, чтобы у правителя, который умеет управлять собой, не было порядка в государстве. Корень всему — в управлении собой. Я не смею говорить о верхушках.

— Прекрасный ответ! — воскликнул царь.

 

Старик с Лисьего Холма спросил Суньшу Ао:

— У людей есть три печали. Знаешь ли ты о них?

— Каковы они?

— Если у тебя высокий ранг, люди будут завидовать тебе. Если у тебя высокая должность, государь будет нена­видеть тебя. Если у тебя большое жалованье, недовольство будет преследовать тебя.

— Чем выше мой ранг, тем скромнее мои желания. Чем выше моя должность, тем смиреннее мои помыслы. Чем больше мое жалованье, тем щедрее мои подарки. Могу ли я избежать трех печалей?

Заболев, Суньшу Ао перед смертью наказал сыну:

— Царь несколько раз жаловал мне удел, я же не при­нимал. Когда я умру, царь захочет пожаловать удел тебе. Так знай: ты не должен брать хорошие земли. На границе Чу и Юэ есть Холм Мертвых. Земля там бесплодная, назва­ние у того места несчастливое. Люди Чу боятся духов, а люди Юэ верят в предзнаменования. Ту землю ты и возь­ми — только ею ты сможешь владеть долго.

Когда Суньшу Ао умер, царь предложил его сыну луч­шие владения в царстве, тот отказался и попросил пожа­ловать ему Холм Мертвых. Род Суньшу владеет им до сих пор.

 

Ню Цюэ был знатным конфуцианским ученым Верховий. Однажды он спустился в Ханьдань и в Оуша повстре­чал разбойников. Они отобрали у него все, что он имел — и одежду, и поклажу, и повозку, и лошадей. Ню Цюэ отпра­вился дальше пешком как ни в чем не бывало, не выказы­вая печали и негодования. Догнали его разбойники и спро­сили, отчего он таков.

— Благородный муж не станет вредить себе из-за сво­его имущества, которое есть только средство поддержать жизнь, — ответил Ню Цюэ.

— Какой умный человек! — воскликнули разбойники, а потом сказали: “Если такой умный человек придет к чжаоскому царю и расскажет ему про нас, то нам несдобровать. Уж лучше убить его сейчас!” И они зарубили Ню Цюэ.

Человек из Янь, слышавший про эту историю, собрал своих родичей и сказал им:

— Если встретите разбойников, не будьте такими, как Ню Цюэ.

И все согласились с этими словами.

Вскоре его младший брат отправился в Цинь и, проходя через заставу, действительно встретил разбойников. Помня наказ старшего брата, он стал сопротивляться, а когда его ограбили, еще и побежал за разбойниками, прося их вер­нуть его вещи. Разбойники рассердились и сказали:

— Мы и так пощадили тебя, а ты еще и преследуешь нас, показывая людям, где мы скрываемся. Коли уж мы стали разбойниками, то к чему нам жалость?

И разбойники убили его, а заодно и несколько его спут­ников.

 

Юй был богатым человеком в Лян. Дом его был доверху набит богатствами: денег и шелка — не мерено, товаров и сокровищ — не считано. Вот однажды он поднялся на высокую башню у большой дороги и устроил большой пир: играла музыка, стучали кости.

А под башней прохаживались местные удальцы. Тут на башне послышался смех: какой-то игрок сделал удач­ный ход, поставив на красный нефрит и выиграв две рыбы [60]. В этот момент пролетавший над башней коршун выронил из клюва дохлую крысу, и она свалилась прямо на голову одного из удальцов. Тут удальцы сказали друг другу:

“Юй давно уже живет в свое удовольствие и презирает других. Мы ничем его не обидели, а он бросил в нас дохлую крысу. Если мы не отомстим за это оскорбление, то нас назовут трусами и тогда нам не будет жизни! Давайте объ­единим наши силы, соберем всех наших людей, пойдем к Юю и перебьем всю его семью!”

Все согласились. В назначенный день ночью все они пришли с оружием к дому Юя и перебили все его семей­ство.

 

На Востоке жил человек по имени Юань Синму. Однаж­ды он отправился в путешествие, лишился пищи и умирал от голода на обочине. Заметил его разбойник из Хуфу по имени Цю и дал ему еды и питья. Юань Синму глотнул три раза и открыл глаза.

— Кто ты такой? — спросил он.

— Я Цю из Хуфу.

— Что? Уж не разбойник ли ты? Для чего же ты кор­мишь меня? Я, честный человек, не должен есть твоей пищи.

Тут Юань Синму упал ничком на землю, намереваясь выплюнуть проглоченную еду, но еда застряла у него в горле, он поперхнулся и умер.

Человек из Хуфу был разбойником, но в пище его не было ничего разбойничьего. Тот, кто боится есть, думая, что, съев украденное, сам станет вором, смешивает имя и сущность вещей.

 

Чжу Лишу состоял на службе у цзюйского царя Ао. Считая, что царь не ценит его, он оставил службу, посе­лился у моря, кормился водяными каштанами и семенами лотоса летом, а зимой — желудями. Но когда царь Ао попал в беду, Чжу Лишу решил умереть за него и стал прощаться с друзьями.

— Но ведь ты считал, что царь тебя не ценит, и потому ушел от него, — сказали ему друзья. — Если ты пойдешь и умрешь за него, то, выходит, тебе безразлично, ценил он тебя или нет.

— Вовсе нет, — ответил Чжу Лишу. — Я ушел, ибо считал, что царь меня не ценил. И если сейчас я умру за него, то это будет означать, что он и вправду меня не ценил. Я умру за него, чтобы посрамить всех будущих правителей, которые не будут ценить своих подданных. А прямой Путь таков: умереть за правителя, который ценит тебя, и отказаться умереть за правителя, который тебя не ценит.

Можно сказать, что Чжу Лишу был обижен настолько, что самого себя не ценил [61].

 

Ян Чжу сказал:

— Если от вас исходит польза, то плоды ее вернутся к вам. Если от вас исходит недовольство, то вред от него вер­нется к вам. То, что исходит изнутри и находит облик сна­ружи, есть просто чувство. Поэтому мудрый должен быть осмотрителен по отношению к тому, что из него исходит.

 

У соседа Ян Чжу пропал баран. Он не только послал на розыски всех своих домочадцев и слуг, но еще попросил в подмогу людей у Ян Чжу.

— Зачем тебе нужно так много людей для поисков од­ного барана? — спросил его Ян Чжу.

— На дороге много развилок, — ответил сосед.

Когда люди вернулись, Ян Чжу спросил их:

— Ну как, нашли барана?

— Нет, не нашли.

— Почему же?

— После каждой развилки на дороге еще одна раз­вилка. Мы не знали, по какой дороге ушел баран, поэтому вернулись.

Ян Чжу очень огорчился такому ответу, надолго замол­чал и за целый день даже ни разу не улыбнулся. Ученики очень удивились этому и спросили его, что было тому причиной:

— Баран — скотина дешевая, да и не ваш он был. Отче­го же вы перестали говорить и улыбаться?

Ян Чжу ничего не ответил, и ученики так ничего и не поняли.

Ученик по имени Мэн Суньян вышел и рассказал об этом Синь Ду-цзы. На другой день Синь Ду-цзы вместе с Мэн Суньяном пришел к Ян Чжу и спросил его:

— Однажды трое братьев странствовали в Ци и Лу, учились у одного и того же учителя и вернулись домой, познав досконально учение о человечности и долге. Отец спросил их: “Что вы можете рассказать мне о человечности и долге?” Старший брат ответил: “Человечность и долг велят мне беречь себя, а потом уже заботиться о славе” [62]. Средний брат сказал: “Человечность и долг велят мне искать славу, даже пренебрегая своей жизнью”. Младший брат сказал: “Человечность и долг велят мне заботиться и о своей жизни, и о славе”. Все трое учились у одного учи­теля, а понимание у каждого было свое. Кто же из них был прав, а кто заблуждался?

— На берегу реки жил перевозчик, который привык к воде, отлично плавал в управлял лодкой, — сказал в ответ Ян Чжу. — Перевозя людей, он получал так много денег, что мог прокормить сотню ртов. К нему, неся с собой кор­зинки с едой, приходили учиться множество людей, но чуть ли не половина учеников тонет. Они приходили, чтобы научиться плавать, а не тонуть. Выходит, то, что одному приносит большую пользу, многим приносит огромный вред.

Синь Ду-цзы промолчал и вышел вон, а Мэн Суньян стал его укорять:

— Зачем ты задал такой темный вопрос? И почему учи­тель ответил так же странно? Я ничего не понимаю!

— Наш сосед потерял барана на большой дороге по­тому, что на ней было много развилок, — ответил Синь Ду-цзы. — Ученики перевозчика лишились жизни потому, что в учении много сторон. Корень учения один, но ветви его отстоят далеко друг от друга. Чтобы не погубить себя и вернуть себе потерянное, нужно вернуться к общему корню. Как прискорбно, что ты, состарившийся в его уче­никах, не мог понять его рассказа!

 

Младший брат Ян Чжу по имени Бу вышел на улицу, надев белое платье.

Внезапно пошел дождь. Бу снял белое платье и одел черное. Когда он вернулся домой, собака его не узнала и набросилась на него с лаем. Ян Бу рассердился и хотел прибить собаку.

— Не бей ее! — сказал Ян Чжу. — Разве ты сам не уди­вился бы, если бы собака ушла белой, а пришла черной? Ты поступил бы так же, как она.

 

Ян Чжу сказал: “Добро творят не ради славы, но слава следует за добром. Славы желают, не думая о наградах, но награда следует за славой. Награды желают, не думая о соперничестве, но соперничество приходит вслед за на­градой.

Вот почему благородный муж должен быть осмотри­тельным, когда он делает доброе дело”.

 

Некогда жил человек, который утверждал, что знает секрет бессмертия.

Правитель Янь послал за ним гонца, но гонец замеш­кался в пути, и тот человек умер, прежде чем его нашли. Царь очень разгневался на гонца и хотел его казнить, но царский советник сказал ему:

— Люди больше всего страшатся смерти и превыше всего ценят жизнь. Тот человек лишился собственной жиз­ни, как же мог он сделать вас бессмертным?

И царь не стал казнить гонца.

Некий человек по имени Ци-цзы тоже хотел научиться бессмертию и, узнав, что человек, знавший секрет бессмер­тия, умер, с досады бил себя кулаком в грудь. Узнал об этом некто Фу-цзы и стал над ним смеяться:

— Тот, кто, желая научиться бессмертию, огорчается, когда его учитель умирает, сам не знает, чему хочет на­учиться!

Тогда третий человек по имени Ху-цзы сказал:

— Фу-цзы не прав. Бывает, что человек обладает зна­нием, но не умеет пользоваться им. А бывает, что владею­щий искусством сам не знает его секрета. В царстве Вэй жил человек, умевший хорошо считать. Перед смертью он поведал секрет своего искусства сыну. Сын запомнил слова, но не знал, как применить их. Какой-то человек стал его расспрашивать об этом, и он передал ему те слова. И тот человек научился считать не хуже, чем это делал отец. По­чему в таком случае смертный человек не может поведать секрет бессмертия?

 

Люди Ханьданя на Новый год подносили Чжао Цзянь-цзы голубей, и тот в великой радости щедро всех одаривал. Кто-то спросил Чжао Цзянь-цзы, зачем ему голуби.

— Я проявляю милосердие — отпускаю птиц на волю в день Нового года.

— Все знают о вашей страсти отпускать на волю птиц и потому наперебой ловят голубей, убивая при этом множе­ство из них. Если вы хотите оставить голубей в живых, уж лучше запретите ловить их. Если же вы будете отпу­скать на волю пойманных птиц, то ваше милосердие не восполнит понесенных потерь.

 

Циский царь Тянь, собираясь в путешествие, принес жертвы духам дорог и устроил пир для тысячи гостей. Когда присутствующим стали подносить гусей и рыбу, царь оглядел пирующих, вздохнул и сказал:

— Как щедро Небо к народу! Для нас оно размножает злаки, плодит рыб и птиц.

Все гости согласно откликнулись царю, словно эхо. Но тут вперед выступил двенадцатилетний мальчик из семьи Бао и сказал:

— Неправда ваша, государь. Все живые существа меж­ду Небом и Землей рождаются, как и мы, но они не похожи на нас. Ни одно из них не лучше другого. Просто более умные и сильные повелевают слабыми и глупыми. Одни пожирают других, но не потому, что те родились для того, чтобы быть съеденными. Люди выбирают себе съедобные предметы и поедают их, но разве можно сказать, что Небо создало их только на потребу человеку? А кроме того, нас кусают комары и мошки, нас терзают волки и тигры. Неужели Небо создало людей только для того, чтобы комары и мошки сосали их кровь, а волки и тигры пожирали их?

 

В Ци жил нищий, который вечно просил подаяние на городском базаре и так всем надоел, что ему никто ничего не подавал. Тогда он отправился в конюшни семейства Тянь, стал подручным у коновала и подъедал за ним.

Люди из предместья стали насмехаться над ним:

— Какой позор доедать после коновала!

А нищий ответил им:

— На свете нет большего позора, чем просить подаяние. Если я не стыдился побираться, то почему я должен сты­диться доедать после коновала?

 

В царстве Сун жил человек, который однажды нашел на дороге оброненную кем-то бирку с распиской. Придя домой, этот сунец пересчитал зарубки на бирке [63] и сказал соседу: “Теперь я разбогател!”

 

У одного человека засох платан, и старик, живший по соседству, сказал ему: “Сухой платан — предвестник беды!”

Тот человек не мешкая срубил дерево, а сосед выпросил его себе на дрова. Хозяин платана сказал с досадой: “Мой сосед подговорил меня срубить платан потому, что хотел забрать его себе на дрова. Ну и хитрец же он!”

 

У одного человека пропал топор. Он решил, что топор украл сын соседа, и стал к нему приглядываться: ходит так, словно и в самом деле что-то украл! И речь у него, и манеры, и взгляд — все выдавало в нем человека, укравшего топор. Но в скором времени тот человек, копая землю в ого­роде, нашел свой топор. Посмотрел он на следующий день на сына соседа — и тот ни речью, ни внешностью совсем не был похож на человека, укравшего топор!

 

Бай-гун замыслил мятеж. Выйдя от государя, он стоял, опираясь на перевернутый посох. Острие посоха вонзилось ему в щеку так, что кровь капала на землю, а он ничего не замечал.

Увидели это люди из царства Чжэн и сказали:

“Если он забыл о собственной щеке, то способен забыть обо всем на свете” [64]. Когда человек захвачен одной мыслью, он может наткнуться на бревно, упасть в яму или уда­риться головой о дерево, даже не замечая, что с ним про­исходит.

 

В царстве Ци жил человек, которому очень хотелось золота. Встал он рано поутру, оделся и отправился на базар. Там он подошел к прилавку золотых дел мастера, схватил золото и бросился наутек.

Стражник поймал его и спросил:

— Как мог ты схватить чужое золото на глазах у всех?

— Когда я брал, то никого не видел, видел только золо­то, — ответил тот человек.

 

---