Марк Форстейтер

Даосские притчи

Глава 10

КОНФУЦИЙ

УРОК МУДРОСТИ

Конфуций отправился на запад, чтобы отнести несколько книг во дворец царя Чжоу. Его ученик Цзы-Лу дал ему совет:

— Я слышал, что среди хранителей исторических записей в Чжоу есть некий Лао-цзы, который уже оставил службу и живет в уединении. Лучше обратиться к нему: он поможет разместить книги в хранилище.

Конфуций последовал совету и пришел к Лао-цзы. Однако тот отказался помочь ему. Тогда Конфуций пустился в рассуждения о двенадцати канонах, но мудрец прервал его:

— Слишком много слов, друг мой. Короче никак нельзя сказать?

— Главное заключается в человечности и долге, — ответил Конфуций.

— Позволь спросить, считаешь ли ты, что человечность и долг относятся к природе человека?

— Да, — сказал Конфуций. — Ведь если благородный муж не человеколюбив — значит он не созрел; если не знает долга — значит не вошел в жизнь. Человечность и долг — это природа настоящего человека. Каким же еще ему быть?

— А позволь спросить, что ты разумеешь под человечностью и долгом? — спросил Лао-цзы.

— Находить удовольствие в бескорыстной любви ко всем — вот сущность человечности и долга.

— О, какие опасные слова! — воскликнул Лао-цзы. — Любить всех одинаково! Да возможно ли это? А в желании быть бескорыстным всегда есть своя корысть. Если уж ты хочешь, чтобы мир не утратил своей простоты, так посмотри вокруг: Небу и Земле свойственно постоянство, солнцу и луне свойственно излучать свет, звездам свойственно составлять созвездия, зверям и птицам свойственно собираться в стаи, деревьям свойственно тянуться вверх. Если бы ты дал свободу жизненным свойствам, то уже давно достиг бы истины. К чему эта суета вокруг человечности и долга? Ты вносишь смуту в души людей — и только!

Конфуций вернулся домой и три дня ни с кем не разговаривал. Ученики стали спрашивать его, чему он научил Лао-цзы.

Тогда Конфуций сказал:

— Лао-цзы — настоящий мудрец! Я повстречался с истинным драконом. Дракон летит на облаках, его питают Инь и Ян. Я стоял с открытым ртом после того, как поговорил с этим человеком, и не мог прийти в себя. Как мог я чему-то научить Лао-цзы?

О ТОМ, КАК ЛАО-ЦЗЫ ЛЕТАЛ БЕЗ КРЫЛЬЕВ

Конфуций отправился к Лао-цзы и застал его как раз после омовения. Учитель сушил свои длинные волосы, сидя совершенно неподвижно, — казалось, ничто в мире для него не существует. Конфуций почтительно подождал некоторое время, а затем спросил:

— Не обманывают ли меня мои глаза? Ты ли это, учитель? Еще минуту назад ты сидел неподвижно, как высохшее дерево. Казалось, ты ни о чем не думаешь и вовсе покинул мир.

Лао-цзы открыл глаза и ответил: — Что это значит?

— Разумом этого не понять, словами не рассказать. Однако я все же попытаюсь немного рассказать тебе об этом.

Сила Инь, достигнув предела, навлекает великий холод. Сила Ян, достигнув предела, создает великий жар. Холод исходит от Неба, жар вырывается из Земли. Воздействуя друг на друга, они создают всеобщее согласие, и в нем рождаются все вещи. Нечто связывает все нити мироздания, но никто не видел его формы. Уменьшаясь и увеличиваясь, переполняясь и опусто-шаясь, то угасая, то разгораясь, обновляясь с каждым днем и преображаясь с каждым месяцем, оно трудится каждый день, но никто не видит плодов его труда. Все живое откуда-то рождается, все умершее куда-то уходит, начала и концы извечно сплетены в мировом круговороте, и никто не знает, где его предел.

— Но что же означает твое странствие? — спросил Конфуций.

— Это высшая красота и высшее счастье, — ответил Лао-цзы. — Тот, кто дошел до высшей красоты и пребывает в высшем счастье, тот и есть высший человек.

— А можешь ли ты научить меня этому? — спросил Конфуций.

— Животные, питающиеся травой, не страдают от перемены пастбища. Водяные твари не страдают от перемены воды. При небольших переменах и те и другие сохраняют великое постоянство своей природы.

Да не войдут в тебя ни радость, ни гнев, ни печаль, ни веселье. «Поднебесный мир» — это то, в чем все вещи едины. Постигни это единство, и сам ему уподобишься. Тогда твое бренное тело станет для тебя как пыль и грязь, а жизнь и смерть, начало и конец станут как день и ночь. Тогда ничто на свете не нарушит твой покой, и всего менее — мысли о приобретениях и потерях, о счастье и несчастье. Ты отбросишь свой чин, словно стряхнешь с себя грязь, ибо поймешь, что все ценное — в нас самих и оно не теряется от перемен нашей жизни.

К тому же, если мы никогда не достигаем предела в бесчисленных превращениях мира, с какой стати какое-то одно из них должно волновать нас? Муж, претворяющий Дао, свободен от этого.

— Поистине ты равен свойствами Земле и Небу, учитель! — воскликнул Конфуций. — Но ты все же прибегаешь к возвышенным словам, дабы побудить других совершенствовать свое сердце. Да и кто из благородных мужей древности мог обойтись без этого?

— Это не так, — возразил Лао-цзы. — Когда вода течет вниз, она сама ничего не делает, ибо стекать вниз — ее природное свойство. Высший человек не совершенствует свои свойства, но люди не отворачиваются от него. Вот и небо само по себе высоко, земля сама по себе тверда, солнце и луна сами по себе светлы. Что же им надлежит совершенствовать?

Конфуций ушел от Лао-цзы и рассказал об этом разговоре Янь Хою:

— Я пытался познать Дао, но был подобен червяку в горшке с уксусом. Если бы учитель не снял крышку, никогда бы не догадался я о единстве Неба и Земли.

УЧЕНИК ДЕЛАЕТ УСПЕХИ

Однажды Конфуций беседовал со своим учеником Янь Хоем, и тот сказал:

— Учитель, мне кажется, я кое-чего достиг.

— Чего именно? — спросил Конфуций.

— Я забыл о ритуалах и музыке.

— Это хорошо, но ты еще далек от совершенства. На другой день Янь Хой снова пришел к Конфуцию.

— Я еще кое-чего достиг, — сказал Янь Хой.

— Чего же? — спросил Конфуций.

— Я забыл о человечности и справедливости.

— Это хорошо, но все еще недостаточно.

На другой день Янь Хой и Конфуций снова встретились.

— Я опять кое-чего достиг, — сказал Янь Хой.

— Чего же на этот раз?

— Я просто сижу в забытьи. Конфуций изумился и спросил:

— Что ты хочешь этим сказать — «сижу в забытьи»?

— Мое тело будто отпало от меня, а разум будто угас. Я словно вышел из своей бренной оболочки, отринул знание и уподобился единому и неизмеримому Дао. Вот что такое «сидеть в забытьи».

Конфуций сказал:

— Если ты един со всем сущим, значит, у тебя нет пристрастий. Если ты живешь превращениями, ты не стесняешь себя правилами. Видно, ты и вправду мудрее меня! Я, Конфуций, прошу дозволения следовать за тобой!

ДАО ИЗБАВЛЯЕТ ОТ СМЕРТИ

Однажды случилось так, что Конфуций попал в осажденную крепость на рубеже царств Чэнь и Дай. В крепости начался голод, учитель не ел горячей пищи уже целую неделю и очень ослабел. Тогда вельможа по имени Тай-гун Жэнь пришел к нему выразить сочувствие и сказал:

— Учитель, ты можешь скоро умереть.

— Да, — согласился Конфуций.

— Но разве ты не боишься смерти?

— Конечно, боюсь, — сказал Конфуций.

— Тогда разреши мне поведать тебе о Дао, избавляющем от смерти, — сказал Тай-гун Жэнь. — В Восточном океане живет птица, зовут ее Ин. Птица эта летает низко и небыстро, словно у нее нет сил: летит вперед, словно кто-то тянет ее за собой, взмывает вверх, словно кто-то подбрасывает ее в воздух. Летя вперед, не смеет быть впереди других. Отступая, не смеет быть позади других. Питаясь, не решается брать пищу первой, кормится остатками еды. Вот почему она не выпадает из стаи и никто из посторонних не может причинить ей вред.

Прямое дерево срубают первым.

Колодец со сладкой водой осушают первым.

Ты же стараешься приукрасить свои знания, чтобы поразить невежд, самому стяжать совершенство, чтобы

выявить низость других, сверкаешь, словно солнце и луна на небосводе. Оттого-то тебе и не избежать беды. Я слышал, как в старину некий муж, достигший великого совершенства, сказал:

Кто хвалится, не достигнет признания.

Совершенное признание быстро увянет. , .

Громкая слава вскоре умрет.

Но разве пожелает человек добровольно отречься от заслуг и славы и вернуться к обыкновенным людям?

Тот, кто следует Дао, всего достигает, но присутствие его незримо. Он все свершает, но ему нет имени. Лишенный свойств, совсем обыкновенный, он похож на лишенного рассудка, не оставляет следов, не ищет заслуг и славы. Поэтому он никогда не винит людей и люди ни в чем не винят его. О совершенном человеке ничего не слышат. Чему же ты радуешься?

— Прекрасно! — вскричал Конфуций. — Надо разорвать все связи, отречься от учеников, бежать на болота, одеваться в шкуры и холстину, питаться желудями и каштанами. Тогда, войдя к диким зверям, не потревожишь их стада, придя к птицам, не вспугнешь стаи. Если же меня не испугаются звери и птицы, то что говорить о людях?

ПРЕСНЫЙ, КАК ВОДА

Конфуций пришел за советом к учителю Цзы-сан Ху, который многие годы жил отшельником.

— Дважды уже меня изгоняли из Лу, — сказал Конфуций, — в Сун меня чуть не задавили деревом, в Вэй я чудом избежал смерти, в Шан и Чжоу я бедствовал, а на рубеже Чэнь и Цай был осажден. Но это еще не все беды, что случились со мной. Из-за этих несчастий родичи все больше отдалялись от меня, друзья и последователи все дальше уходили от меня.

Учитель Цзы-сан Ху посмотрел на Конфуция и ответил ему так:

— Не слыхал ли ты о человеке по имени Линь Хой, который бежал из Цзя? Он бросил там свою яшмовую печать ценой в тысячу золотых и бежал, забрав с собой малолетнего сына. Кто-то спросил его: «Почему ты взял с собой сына? Он что, дорого стоит?» «Нет, недорого», — ответил Линь Хой. «Может быть, с ним мало хлопот?» «Нет, хлопот с младенцем много», — ответил Линь Хой. «Так почему же ты бросил драгоценную яшмовую печать и захватил с собой младенца-сына?» «Первое имеет отношение к выгоде, а второе — к небесному в нас», — ответил Линь Хой.

Те, кого связывает выгода, бросают друг друга в бедности и в несчастии.Те, кого связывает Небо, в бедности и в несчастии сближаются. И различие между теми, кто сближается, и теми, кто отдаляется, неимоверно велико. К тому же благородный муж в общении пресен, как вода, низкий же человек в общении сладок, как молодое вино. Благородный муж и в близости пресен, низкий человек и в разлуке сладок. А тот, кто бездумно сходится, бездумно же и расстается.

— Благодарю за наставление, учитель! — воскликнул Конфуций и пошел к себе, кружась на ходу от радости. Он прекратил обучать учеников и выбросил книги. Он не подпускал к себе учеников, но их любовь к нему только окрепла.

КАК КОНФУЦИЙ НАШЕЛ ДАО

Конфуций сказал Лао-цзы:

— Я долгое время изучал шесть канонов и досконально постиг их смысл. Но вот что меня поражает, учитель: я рассказывал об этих канонах семидесяти двум нерадивым и жестоким правителям, но ни один не захотел последовать им. Как же трудно заставить людей принять путь Дао!

— Что ж, друг мой, — ответил Лао-цзы, — по-моему, тебе повезло, что ты не встретился с мудрыми царями былых времен. Ведь шесть канонов — это только внешние следы деяний древних мудрецов. Но разве в них заключен смысл этих деяний? Ты же ведешь речь только о следах. Следы появляются там, где ступила нога, но сами-то они отнюдь не нога!

Посмотри на белых цапель: они зачинают, глядя друг на друга немигающим взором. У насекомых это происходит, когда самец зовет самку сверху, а самка откликается снизу. Или вот существо, именуемое Лэй: оно зачинает само от себя.

Природу живых существ нельзя изменить,

их судьбу невозможно поправить,

время нельзя остановить,

а действию Дао нельзя поставить преграду.

Если следовать Дао, нет ничего невозможного, если же идти наперекор Дао, ничего не сможешь совершить.

После этого разговора Конфуций не выходил из дома три месяца. Затем он вернулся к Лао-цзы и сказал:

— Учитель, я понял! Вороны и сороки откладывают яйца, рыбы мечут икру, все в мире свершается через мельчайшие метаморфозы. Когда рождается младший брат, старший брат плачет, ибо знает, что теперь ему достанется меньше материнского молока. Слишком долго я не понимал, что значит быть другом перемен в мире. И если человек не умеет быть другом перемен, разве может он изменить других людей?

Лао-цзы посмотрел на него, улыбнулся и сказал:

— Неплохо! Кажется, ты нашел Дао, Конфуций.