3) Лолита Нирдош «Путь к единственному» - Глава 3. ОЧИЩЕНИЕ - электронная библиотека на сайте "Ки Айкидо в Москве"

- Ло, ты что-то совсем ушла в себя. — Ник стоял перед распахнутой дверью автомобиля и подавал мне руку, — давай рюкзак, приехали.

— Ашрам? —переспросила я, будто мы могли приехать в другое место, выбралась из машины и осмотрелась.

Справа от меня находился аккуратно оштукатуренный и побеленный каменный забор, к нему прилепились лавки торговцев. Перед магазинчиками на длинной бетонной скамейке сидели несколько мужчин и женщин. Это были европейцы, одетые в традиционную индийскую одежду. Напротив входа в ашрам возвышалось трехэтажное каменное здание с балконами.

— Да, ее построили не так давно, но мы остановимся в самом ашраме, это намного колоритнее. — Ник поправил рюкзак и уверенно направился к воротам.

Влево уходила деревенская улица с двухэтажными домами в два ряда, а справа на некотором удалении от основного комплекса стояло еще одно здание. Оно было недостроено и выглядело больше и современнее других.

— Тоже гостиница? — указала я в его направлении.

— Нет, госпиталь. Думаю, у нас будет возможность при желании сходить туда на экскурсию. Слышал, его уже почти достроили.

Сам ашрам прятался за высоким забором, снаружи был виден только уходящий в небо шпиль храма. Мы надели рюкзаки и направились к калитке, прошли мимо иностранцев, сидевших у магазина. Я заметила, что они пьют чай.

- Да, обычно в свободное время ашрамиты собираются здесь попить чаю или свежего мандаринового сока.

Мне было интересно, как все устроено в этом ашраме. Я была здесь впервые, поэтому испытывала легкое нетерпение. Наконец мы вошли. От ворот в разные стороны разбегались ухоженные дорожки, огороженные орнаментом из покрашенных кирпичей, по обеим сторонам их росли подстриженные кусты. Вся территория утопала в цветах, они были повсюду: на клумбах, в горшках у жилых помещений, перед храмом.

Мы прямиком направились в офис — небольшое одноэтажное здание, в котором расположились административные службы. Первое, что нам предстояло сделать, — это зарегистрироваться, заполнить стандартную анкету, которую оформляют в любой гостинице Индии, и оплатить проживание. Здесь же прибывшие в ашрам впервые могли ознакомиться с внутренним распорядком и взять план территории, чтобы свободно ориентироваться. В отдельной комнатке офиса разместился магазинчик, в котором продавались книги о Бабаджи, его фотографии и тексты песнопений для участия в ежедневных ритуальных службах, проводимых в храме. После всех необходимых процедур нас послали искать хозяйку гостевого корпуса. — Поселимся вместе?

- Нет, здесь, в ашраме, вместе могут жить только семейные пары, и то при наличии свободных комнат. Сейчас, когда приехало человек двести паломников, не думаю, что найдется хотя бы один лишний номер.

Мы блуждали в поисках администратора по двухэтажному каменному дому, построенному по типу колодца. По периметру второго этажа, со стороны внутреннего дворика, проходил широкий балкон, служивший коридором. У перил стояли лавки и огромные напольные горшки с цветами, здесь можно было отдохнуть на свежем воздухе. Внутренний дворик и балкон были залиты солнцем. Про себя я отметила, что везде очень уютно и чисто.

Когда нас наконец разместили, то мы оказались в одной комнате со спутницей из Сибири. Открыв тяжеленную дверь, я очутилась в крохотном помещении, метров десять квадратных, не больше. Комната располагалась на втором этаже, рядом за углом была лестница, которая вела на крышу. «Отлично, — подумала я, — значит, по утрам будет легко найти себе место для зарядки и медитации».

В комнате уже жили несколько человек: две сибирячки, землячки моей спутницы, две дамы из Риги, австриячка и москвичка. Условия нас ожидали, надо сказать, спартанские — каждой полагался матрас и колючее шерстяное одеяло. Хорошо, Ник предупредил меня заранее, и я прихватила с собой спальник и постельное белье.

Разобрав рюкзак, я прилегла отдохнуть с дороги. С Ником мы договорились встретиться на балконе через два часа. У меня было достаточно времени, чтобы познакомиться с соседками, принять душ и даже поспать часок.

Я узнала, как кого зовут, давно ли они приехали, и попросила их поделиться своими впечатлениями о жизни в ашраме. Мое внимание привлекла москвичка, женщина лет пятидесяти, которая вела себя по-хозяйски и явно выделялась среди присутствующих. Ее уголок был обжит лучше Других. У нее была кровать, тогда когда остальным приходилось спать на полу. На стене висела двухъярусная этажерка, нижнюю полку занимала столовая посуда, а на верхней размешался маленький алтарь, где были расставлены фотографии Бабаджи, голографическое изображение Шивы и Шакти, фигурки индуистских богов и лампадка. На подоконнике стояла электрическая плитка и несколько кастрюлек.

— Да, уже второй год. Раньше я жила с норвежкой, но, когда та уехала домой, осталась одна. Вначале спала, как и вы, на полу, потом у меня начались ужасные боли в суставах, и настоятель ашрама распорядился, чтобы мне дали кровать.

По тому, как она рассказывала о себе, было видно, что эта женщина везде наведет свой порядок. Ее словно прорвало, она с упоением слушала себя, в то время как остальным пришлось замолчать, потому что перебить ее было | невозможно.

— А где здесь душ? — я попыталась вклиниться в промежуток между фразами.

- Как выйдешь, сразу направо у лестницы, там у нас туалеты и душевые. Имей в виду, — наставляла она меня, вода у нас только холодная.

Прошло всего пять минут разговора, но стало утомительно ее слушать. С детства я терпеть не могу находиться рядом с людьми, которые уверены, что всегда правы, и стремятся заполнить собой все окружающее пространство, тем самым безапелляционно навязывая себя..Я взяла банные принадлежности и пошла купаться. «Прямо вылитая мама», — сравнивала я их, набирая воду в ведро.

Душ представлял собой кабинку с краном для холодной воды и большим пластмассовым ведром, из которого приходилось выливать на себя воду, как из ушата.

«Да, сходство характеров очевидно, и даже внешне они похожи, — я вылила полное ведро ледяной воды себе на голову. — Ух, хорошо, что дома принимаю контрастный душ, иначе ни за что не заставила бы себя повторить эту процедуру».

Лет с двенадцати мы с мамой не могли найти общего языка. Бессознательно она грубо разрушала все проявления моей индивидуальности, не совпадающие с ее представлениями. Воспитание сводилось к тому, что она либо цинично насмехалась надо мной, либо директивным, не терпящим возражений тоном делала внушения, заставляя слушать себя, и страшно обижалась, если ее игнорировали.

Однажды я поделилась с ней чувствами, которые питал ко мне соседский мальчик. Не прошло и получаса, как за обедом она публично высмеяла меня перед старшими сестрами, вернувшимися из школы. Над детским увлечением потешалась вся семья. Долго еще потом щеки мои начинали гореть, как от пощечины, когда я вспоминала тот случай. И до тех пор пока я не перепросмотрела все образы из прошлого, связанные с мамой, любое наше общение вызывало во мне негативные эмоции. Меня начинало раздражать само ее присутствие, ведь долгие годы я даже не подозревала, что мое восприятие во многом обусловлено детскими обидами, болью, недоверием.

Потом эмоции забылись и первопричины затерлись, осталась рефлекторная реакция, закрепившаяся в подсознании. Раньше по поводу и без повода, находясь рядом с ней, я испытывала напряжение и вся внутренне сжималась, как пружина, ожидая очередного грубого вмешательства в мою жизнь или поучений. Первопричина этого поведения стала мне ясна благодаря вспоминанию и перепросмотру с прощением. Мысленно возвращаясь в прошлое, я вспоминала коробящие меня ситуации, беспристрастно просматривала их заново, изучая наши взаимоотношения, старалась принять нас такими как есть, прощала. Я заметила, что после таких медитаций внутри что-то менялось, уходили неприятие, боль, обиды, а освободившееся пространство заполнялось любовью, душа успокаивалась, и пробуждались мудрость и сострадание.

Я поняла, что спровоцировать можно только того, кто провоцируется. Предо мной ясно предстала цепочка событий с рождения и до последнего момента. В ней каждое звено — ситуация, сформированная теми или иными нашими качествами, свойствами характера, обстоятельствами жизни и другими нюансами, накрепко сцепившимися одно с другим. Обычно достаточно затронуть одно звено, чтобы вывести из равновесия весь механизм, например, разозлить или расстроить ее или меня. Вначале я думала, что это нескончаемая работа, выполнить которую мне не по силам. Но, потянув за первое ассоциативное негативное переживание, что пришло в голову, мне удалось вытащить на поверхность всю цепь. Вспоминание помогло разорвать звенья и посмотреть на каждую проблему в отдельности. В итоге это оказалось не так страшно.

Правда, ушел не один месяц кропотливой работы, но не могу вспомнить, чтобы это забирало у меня более одного-двух часов в день. Я стала замечать, что при очищении подсознания в медитации в реальности наши взаимоотношения гармонизируются, а реакции становятся принципиально новыми — более позитивными, управляемыми. Когда передо мной четко и ясно представало каждое обстоятельство в отдельности, проблема, обусловленная им, лопалась в свете интуитивной мудрости, как мыльный пузырь. Негативные эмоции трансформировались из разрушительных в сострадание, понимание и любовь.

Так постепенно удалось выйти за пределы обусловленности, обрести правильное, адекватное восприятие, перестать вовлекаться в негативные эмоции и поддаваться провокациям. Как ни странно, наше общение стало более уравновешенным. В присутствии матери я больше не испытываю напряжение и внутреннее сопротивление, мы уже не обижаемся друг на друга. Хотя я по-прежнему предпочитаю держаться на расстоянии: чрезмерная близость провоцирует старших к излишним нравоучениям, ведь не секрет, что мы не можем изменить своих близких — только себя.

- Ну что, отдохнула? — прервал мои размышления Ник, когда, выйдя из душа, я направлялась к дверям комнаты.

Я вздрогнула, потому что не увидела его, занятая своими мыслями.

- Ты меня напугал. Почему так рано, договаривались же через час?

— Собирайся. Одевайся так, чтобы было удобно идти пешком. — Я открыла рот для вопроса, но Ник опередил меня: — Только давай быстрее, мы пойдем в деревню. Вернуться должны к семи, чтобы успеть на вечернюю службу.

Я метнулась в комнату. Переодеваясь в хлопчатобумажное пенжаби, я слушала, как мои соседки воодушевленно судачат о ком-то из ашрамитов, и была рада, что мне не придется сидеть с этими скучными тетками и сплетничать.

Через пару минут я вернулась к Нику. Мы вышли через другие ворота и направились по дороге в Чилинаулу — поселку, что находится примерно в четырех километрах от ашрама. Можно было нанять такси, как делают местные ашрамиты, но нам было интереснее прогуляться пешком.

— Хорошо, комната большая, правда, нас в ней человек пятьдесят. Душновато, но ведь я не на курорт приехал. Была бы крыша над головой и место, где бросить на ночь

- Представляю, каково там вам. Ну ничего, будет совсем плохо, приходи спать на крышу.

— Я уже думал об этом, но сосед меня отговорил — оказывается, он уже попробовал.

- Никак, весь спальник промок насквозь от утреннего тумана и росы, замерз, говорит, что зуб на зуб не попадал. А у тебя все нормально?

- Да, знаешь, соседка просто копия мамы, — я рассмеялась, — даже забавно встретить здесь человека, так похожего на нее. Все: фигура, голос, манера держаться...

- Нет, этот клубок распутан до конца, тут я постаралась тщательно поработать.

— И возрастную регрессию — погружалась в воспоминания детства. Вспомнила себя вплоть до рождения и даже раньше, в утробе. Я тебе не рассказывала?

- Когда мама узнала, что беременна, первой реакцией было отвержение — она не хотела рожать еще одного ребенка. Такой был наш первый эмоциональный контакт. Оказывается, мое 'подсознание помнит это до сих пор. Вероятно, для мамы это было мимолетное переживание, а я десятилетия спустя подсознательно продолжала воспринимать ее как агрессора. Мои чувства и реакции в отношении ее оставались под влиянием первого негативного опыта и были полны скрытой обиды до тех пор, пока я не осознала это.

— Сколько же людей живет под воздействием ассоциаций перинатального периода? — он призадумался. — Неосознанный человек все равно что зомби, но девяносто восемь процентов населения земного шара живут так.

- Самое интересное, что к отцу, несмотря на его строгость и неуравновешенный нрав, я никогда не испытывала подспудной агрессии, наоборот, всегда была открыта душой, даже когда обижалась.

— А ты не пробовала спросить у них, как было на самом деле? — неожиданно прервал меня он.

- И что? — в его голосе звучало нескрываемое любопытство.

- Отец сказал, что безумно обрадовался, когда узнал о ребенке.

- Она ответила, что, конечно же, хотела, но я видела в это время ее глаза. Что-то в них было... Похоже, она скрыла правду. Ты же знаешь родителей, кому легко признаться? Я откровенно рассказала им о своем переживании, просила у мамы прощения за обиду, которую столько времени носила в себе. По-моему, у нее от сердца в тот момент что-то отлегло, мы стали намного ближе друг другу, словно души открылись навстречу.

— Акт прощения сам по себе — мистический момент, не зря же его активно используют в религии, психологии, эзотерике. Даже барин в Прощенное воскресенье ходил к своим крепостным прощения просить, может, поэтому крепостной строй так долго продержался на Руси?

— С тобой невозможно, — ополчилась я, — вечно ты со своими анекдотами или историческими шуточками!

- Так это же народная мудрость, чего ж лучше-то?

Мы шли не торопясь, наслаждаясь чистейшим высокогорным воздухом. Казалось, его можно было пить глотками, словно родниковую воду, настолько вещественной была его свежесть.

— Для меня было откровением другое, — продолжила я, убедившись, что Ник все еще внимательно слушает. -Думаю, душа приходит в тело, обладая памятью всех предыдущих воплощений, полностью понимая суть творения и зная замысел Всевышнего. Человек рождается тотально осознанным. После рождения дитя какое-то время еще помнит это и пытается жить в соответствии с знанием, но несовершенное тело ограничивает его. Вначале ребенок испытывает изумление, внутренний протест и шок, ведь неразвитая физическая оболочка абсолютно не соответствует его способности осознавать. Поскольку физиологически дитя полностью зависит от социума, постепенно дух его смиряется, разум отождествляется с телом грудного младенца, и человек забывает о том, как на самом деле.

- У меня было очень похожее переживание, — с пониманием отозвался Ник, его глаза засветились живым блеском. — Однажды на медитации я вспомнил себя грудным ребенком и четко понял, что мой ум свободен от иллюзий. Это было настолько яркое и реальное переживание, что до сих пор не забыл чувство полной свободы, которое испытал.

Мое восприятие не имело границ. Я знал все, что можно представить, и мысленно переносился в любое место. Это как во сне: чувствуешь себя младенцем, лежащим в кроватке, видишь все, как было тогда, и можешь реально путешествовать куда пожелаешь, но без тела. А этот уродливый, слабый, красный и кричащий комок мяса, набитый костями, — абсолютно чуждая материальная субстанция, никак не соответствует широким способностям ума и духа, неуправляемый, но к нему накрепко и неотвратимо привязан.

Через какое-то время я привык к такому положению вещей, и младенческое тело мне уже не мешало совершать стремительные перемещения в иные реальности, вероятно, для окружающих в это время я просто спал. Самое интересное, что я приноровился к этому ограничению, но не мог перенести страдания, которые испытывал, понимая мысли людей. Это сродни тому, как зрячему однажды оказаться в городе среди слепых и глухих, не понимающих своей ущербности людей — невыносимая боль. Будучи в этом переживании, я понял, вернее, ощутил, что мы забываем себя из сострадания к другим.

Я внимательно слушала, переживая сказанное, одновременно как бы примеряя его слова к личному опыту и представляя себя на его месте. Он рассказывал так вдохновенно и образно, что это было совсем нетрудно. Мое восприятие раздвоилось: на поверхности успевала следить за дорогой, по которой мы шли в то же время оставаясь в состоянии повышенного внимания. Не прилагая усилий к тому, чтобы создать или удержать такое специфичное слушание, я пропускала через себя слова Ника, всем существом переживая их как личный опыт.

- Тогда я испытывал к матери неимоверно сильную и чистую любовь — просто вселенскую, полную великого сострадания, исходящую от понимания законов бытия! — Он развел руками в стороны, — Когда я увидел, что мама не в состоянии вынести такую любовь, что это за пределами ее понимания и возможностей, то принял правила игры, существующие в мире обусловленных людей, к которому принадлежим и мы с тобой, дорогая. Иными словами, я причинял бы ей боль той безграничной любовью, это разрушило, а может, даже убило бы ее.

- Или люди решили бы, что ты сумасшедший, и уложили тебя в психушку.

Я подумала о том, что отождествление с социальными установками, культурой, вернее, отсутствием истинного знания приземляет нас — совершенных и свободных от рождения. Вместе с заботой близких и молоком матери мы впитываем неосознанность, смиряемся с общепринятым взглядом на жизнь и со временем забываем истинное знание. Это происходит в первые месяцы жизни.

- И все-таки меня не перестает мучить вопрос: почему Всевышний забирает у новорожденного память прошлых воплощений и наработанные способности? Зачем рождение уравнивает всех? — В груди горько защемило неразрешимое желание приоткрыть завесу над тайной. -Интересно, скоро ли наступит время, когда я узнаю ответы на все вопросы?

Мы замолчали, слишком много было сказано, хотелось переварить, и долгое время шли в тишине, пока Ник не нарушил ее:

- Заспорили ксендз, поп и раввин, когда начинается жизнь. «В момент зачатия», — говорит ксендз. «В момент рождения», — говорит поп. «Э, нет, — говорит раввин, — жизнь начинается тогда, когда жена берет с собой детей и уезжает на дачу».

Я рассмеялась и подумала, что тоже знаю анекдот в тему. Собралась рассказать его, да загляделась на прекрасные сосны и забыла.

- Смотри, какие длинные иголки, сантиметров пятнадцать — шикарное убранство!

— Только здесь такие и видел. Подожди, впереди нас ждет кое-что поинтереснее, — Ник лукаво посмотрел на меня: — Ты быстро бегаешь?

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила я. — Здесь есть дикие звери?

- Нет, тут достаточно часто расположены деревни, в лесу я встречал одних обезьян, поэтому если повезет, мы сможем их увидеть.

Я наслаждалась погожим солнечным днем и легким, сухим воздухом, несущим ароматы смолы и хвои. Дорога шла вниз и огибала гору, мы прятались в прохладой тени деревьев. Обочина была усыпана осколками камней и сверкала на солнце, слюдяная порода искрилась в его лучах. Скала состояла из разноцветных пластов, вздыбленных почти вертикально, и выглядела как блестящий, слоеный пирог.

- Как на Черноморском побережье, только там порода не блестит. — Я подняла несколько камешков, повертела в руках.

— Возьму с собой на память, — спрятала их в карман.

— А ты знаешь, что если подержать камень в руке и согреть его своим теплом, он начинает общаться? - спросил Ник, тоже подбирая с дороги камень.

- Бытует мнение, что у минералов есть память и они могут делиться своими воспоминаниями с людьми. Если настроиться, это несложно уловить, обычно они приходят в виде образов. Растения обладают памятью и эмоциями. Животные — памятью, эмоциями и умом, обусловленным инстинктами, за пределы которых они не выходят, И лишь человек в дополнение к перечисленному осознан и имеет свободу выбора, а значит, способен совершенствоваться, духовно расти и быть истинно свободным. Этим он отличается от других творений Всевышнего.

- Про камни не знаю, а про растения — это давно научно доказанный факт.

Из-за поворота появились деревенские строения. Шоссе в поселке стало грязным, под ногами то и дело попадались отбросы, которые местные жители сваливали в сточную канаву, вырытую у края дороги. Мы шли мимо низких домов. Во многих на первых этажах размещались магазины, а наверху жили хозяева. В основном это были лавки, в них продавались национальная одежда и ткани. Реже попадались витрины с фруктами и сладостями. Улица тянулась метров пятьсот. Там, где дома стали редеть, мы повернули назад.

— Зайдем в туристическое бюро? — Ник кивнул в сторону красочной вывески,

- Купим карту Индии с указанием исторических мест и маршрутов для паломничества. — В его планы входило через несколько дней тронуться дальше на север, в горы. и совершить паломничество в Кедарнатх.

Кедарнатх — священное место, где, по преданиям индусов, Шакти, супруга Шивы, триста лет ждала своего возлюбленного. Считается, что до сих пор они пребывают там, проявленные в тонком теле. Мы приобрели карту и вышли на улицу, как раз у овощной лавки.

- Давай купим фруктов, смотри, какая аппетитная

- Немытые кушать нельзя, — предупредил Ник, - можно подхватить кишечную инфекцию.

- Знаю, съедим их в ашраме. Ну что, идем обратно?

- По тропинке. Будем срезать там, где шоссе петляет.

Я соблазнилась еще на большие красные яблоки, и мы отправились в обратный путь. Солнце уже клонилось к закату. Через пару километров мы вышли к живописному склону и остановились осмотреть прекрасный вид. Вниз по откосу горы тянулись нестройные ряды сосен с непривычно длинными свисающими иголками. Впереди, насколько хватал взгляд, простирались невысокие горы, сплошь покрытые зеленью. На горизонте сквозь нежную дымку марева можно было различить скалистые пики хребтов. Солнце садилось и окрашивало их снежные островерхие шапки в розовый цвет.

— Изумительно, — только и смогла произнести я. — А что там, за снежниками?

— Это уже Непал, а за тем дальним перевалом начинается Тибет. Но надо смотреть утром, когда нет тумана. В ясную погоду я покажу тебе большой Кайлаш.

— Большой Кайлаш? Тот, что в Непале, его видно отсюда?

— Я была на Кайдаше в Хайдакхане, Тот ашрам располагается у подножия горы, которую индусы тоже называют Кайлаш.

— Скажи, когда приезжаешь сюда, что ты чувствуешь?

- Здесь дом, где я отдыхаю душой. — Его взгляд задумчиво устремился к далеким вершинам. — Казалось бы, могу поехать в любую страну мира, но тянет сюда. Это место зовет к себе. Подобных состояний не испытывал нигде, а я их объездил!

Я чувствовала, что он хочет сказать, потому что сама влюбилась в это святое место. Мягкий климат, свежий воздух, тишина — все располагает к покою и созерцанию, тревоги растворяются сами собой, и кажется, что жизнь протекает тут легко и гармонично,

Мы пошли дальше, забираясь по тропинке на очередную кручу, и вдруг увидели стаю обезьян. Несколько самок с детенышами скучились наверху и издали разглядывали нас. Это были бабуины. Несмотря на наше приближение, они явно не собирались убегать. Стадо расположилось довольно близко от тропинки, и мы неминуемо должны были поравняться с ним.

Я протянула ему фрукты и тут же услышала шорох. Обернувшись, я увидела крупного самца, что спускался к нам с противоположного склона. Теперь мы находились

Ник достал из пакета хурму и, держа ее в руке, поджидал, пока вожак приблизится к нам на доступное расстояние. Бабуин остановился и начал ходить взад вперед, опираясь на передние лапы и раскачиваясь. Вид у него был не очень доброжелательный. Иногда он поднимался на ноги и принимался размахивать руками, словно хлопал в ладоши. Ник бросил ему хурму. Самец быстро подбежал, схватил плод, обнюхал его, потом медленно подошел к нам.

- Опасно подпускать его близко, здешние обезьяны очень наглые.

— Давай бросим в сторону еще одну хурму и отойдем подальше, пока он будет есть, — предложила я.

Ник постарался закинуть второй плод так далеко, что самцу пришлось отбежать за ним. Мы заторопились вперед. Сбившиеся в кучу самки продолжали за нами следить. Мы прошли по тропинке мимо них на довольно близком расстоянии.

Не успела я закончить фразу, как вдруг почувствовала, что кто-то резко потянул из руки пакет.

— Аи! — вскрикнула я испуганно и рефлекторно отскочила в сторону, потому что увидела хищно ощерившуюся самку прямо у своих ног.

У нее были облезлые бока, покрытые клоками линяющей шерсти. Обезьяна испуганно скалилась, но убегать не собиралась.

— Лучше брось ей пакет, если ей что-то не понравится, она может укусить, — прошептал он. — Только делай все очень медленно, без резких движений.

Я осторожно отбросила пакет в сторону от тропинки. Обезьяна кинулась к нему, а мы поспешили отойти в безопасное место. В это время самец присоединился к своему стаду и стал громко кричать, издавая режущие слух, устрашающие гортанные звуки. Разорвав целлофан и исследовав содержимое, самка, так нагло атаковавшая нас, потащила трофей к сородичам. Бабуины набросились на пакет и наконец оставили нас в покое. Мы рванули что было сил и остановились, только когда обезьяны скрылись из виду.

— Слушай, я не на шутку испугалась, — возбужденно делилась я впечатлениями. — У меня до сих пор коленки трясутся. Первый раз в жизни вижу обезьян так близко, не в зоопарке. А когда эта попыталась вырвать у меня из руки пакет, я чуть не умерла от страха.

— Да, с ними надо быть поосторожнее. В прошлом году обезьяна покусала одного ашрамита, так ему потом уколы от бешенства делали каждый день до самого отъезда. Наверное, и дома продолжат колоться.

— Такого счастья мне не надо, и так хватит впечатлений на всю жизнь.

От воспоминаний о происшедшем мой живот сжался в комок от ужаса.

— Ник, она так смотрела мне в глаза! Ее взгляд, пронзительный, дикий и жесткий, полностью отражает природный инстинкт добытчика, но в то же время он по-человечески хитрый. В ее глазах как будто светился разум!

Обсуждая неординарную встречу, мы подошли к ашрам у.

Надев сари, я поднялась на смотровую площадку, которая находилась как раз напротив храма. Оставалось недолго до начала службы, и вокруг толпился народ. Я остановилась у парапета и заглянула вниз — за ним оказался обрыв метров шесть. Там, на площадке под навесом, разместилась кухня. Дальше за территорией ашрама начинались деревенские огороды. Склон, изрезанный террасами сельскохозяйственных посадок, плавно переходил в долину. В глубине ее сверкающей ленточкой извивалась река, но это было уже так далеко, что она практически сливалась с ландшафтом. Незаметно опустился вечер, и вдруг похолодало. Я накинула на плечи палантин из белой кашмирской шерсти, купленный сегодня в деревне. Почти невесомый, он отлично согревал тело, окутывая приятным, мягким теплом.

- Как резко превращается день в ночь, здесь не бывает вечеров. — Я повернулась на знакомый голос.

Ник подошел и встал рядом. Я кивнула, говорить не хотелось. Казалось, произнесенное вслух слово разрушит гармонию, которая установилась между окружающей природой и моими ощущениями. Сейчас я осознавала себя неотъемлемой частью мироздания, той песчинкой, без которой нарушится хрупкое равновесие. Я видела мерцание звезд и чувствовала, что дышу в резонанс с их световой пульсацией. Глубокая темнота, опустившаяся на горы, растворила в себе очертания всех предметов. Меня поглотил космический океан, представший предо мной. Небо, усыпанное огромными, яркими, низкими звездами, сливалось с горами, и невозможно было определить границу, разделяющую их. Разбросанные по ущелью поселки, незаметные днем, обозначились теперь электрическими огнями. Подо мной, словно кобальтовая чаша, простиралась не долина, а неизведанная часть космоса, где созвездиями были хаотичные огоньки, освещающие человеческое жилье.

Над ашрамом раздался звон храмового колокола, призывающий паломников на службу. Одетые в красивую национальную одежду мужчины и женщины оставляли на ступеньках обувь и входили в храм. Мы последовали за ними. Внутри было светло, служащий громко, нараспев читал мантру. Все стояли лицом к алтарю и повторяли за ним священный текст. Служба ничем не отличалась от той, которую проводил Мунирадж у себя дома в Хальдвани, но таких глубоких переживаний, как в тот раз, не возникло. Я была плотно окружена толпой прихожан и без особых эмоций рассматривала убранство храма. На чистых, ничем не украшенных мраморных стенах висели фотографии Бабаджи, Иисуса, Саи Бабы, Иогонанды и других неизвестных мне святых.

«Если бы существовало изображение пророка Мухаммеда, наверняка оно тоже было бы здесь», — подумала я.

В воздухе витал запах благовоний, было тепло и в отличие от христианских храмов как-то очень по-домашнему. Убранство аскетично простое. В глубине размещалось высокое квадратное сооружение, внутри его стен проделаны неглубокие ниши, в которых стояли красочно убранные мурти индуистских богов. После жертвенного подношения огня и воды каждый из нас, читая про себя мантру, по очереди обходил вокруг алтарного придела и молитвенно склонялся перед изображающими божества фигурками, прикасаясь к их стопам. Участвуя в этом ритуале, я заметила, что какая-то часть меня скептично оценивает происходящее. Было непривычно следовать неизвестной

религиозной традиции, но через это я постаралась увидеть еще одну форму, посредством которой люди обращаются к единому божественному началу.

Началось арти. Все расселись на застеленном коврами полу, при этом мужчины и женщины разделились на две группы, каждая разместилась на своей половине зала. Я достала книжечку с текстами и вместе со всеми запела санскритские мантры. Специально для иностранцев текст был написан латинскими буквами. Я не понимала их смысла, потому что не было перевода, но старалась прислушаться к внутреннему состоянию, возникающему в процессе пения.

У северной стены, как раз напротив меня, на небольшом возвышении стояло красиво убранное кресло Бабаджи.

«Наверное, он сидел на нем во время богослужений», — подумала я.

На сиденье лежала подушка, а на ней установлена большая фотография Учителя. У подножия кресла на полу, как и все мы, сидел Мунирадж, он раздавал прасад. Выстроилась длинная очередь преданных. Каждый подходил, совершал пранам (земной поклон) и получал из его рук освященные сладости и фрукты, а затем садился на свое место.

Незаметно для себя я увлеклась стройным совместным пением. Аккомпанементом нам служила переносная напольная фисгармония. Играли на ней одной рукой, второй накачивали воздух в мехи — звук получался глубокий и протяжный. Он отражался эхом в пустом пространстве храма и резонировал в теле, сливаясь с вибрацией голоса. Возникало ощущение, что тело, пропитываясь звучанием мантры, очищается, становится более легким.

Внезапно меня охватило экстатическое состояние -сердце захлестнули беспричинная радость, любовь и благодать. Мне захотелось смеяться, танцевать, делиться чувствами, наполнившими сосуд моей души, со всеми существами. Еще раньше я замечала, что после молитвы всегда чувствую себя радостной, помолодевшей, заряженной жизненной энергией, любвеобильной. Даже если одолевают тоска или раздражение, то богослужение или медитация всегда пробуждают во мне глубокую умиротворенность.

После арти люди выходили из храма с просветленными лицами, и я поняла, что они испытывают то же, что и я. Ник ждал меня. Несмотря на то, что на дворе уже была ночь и часы показывали около одиннадцати, мы вместе с другими ашрамитами направились за ворота, к чайхане.

В чайхане готовят, помимо молочного чая, еще и горячий имбирный напиток с лимоном и медом.

Мне нравилось пить из маленького граненого стаканчика обжигающий губы ароматный напиток. Не насыщаясь одним, я всегда заказывала два стакана.

Мы устроились поудобнее на скамейке, покрытой домотканым грубым ковром, и разговорились с соседями о том, кто откуда приехал, как давно и сколько планирует оставаться. Оказалось, многие жили в ашраме уже не первый месяц, а некоторые даже насовсем перебрались сюда.

— Кто-то оставил в Европе бизнес, кто-то периодически уезжает домой на заработки, на полгода-год, а потом опять возвращается, кто-то просто бывает наездами.

Я размышляла о том, почему люди оставляют свои дома и уезжают в Гималаи.

— Кажется, я понимаю, почему это происходит. Если пожить простой, неспешной и отрешенной от мирской суеты монастырской жизнью, обязательно будет тянуть сюда. Не знаю, но почему-то здесь на человека снисходит ощущение, будто он наконец обрел свой дом. Тот истинный дом, к которому всегда стремился, — в своем сердце.

- Многие говорят, что горы действуют на них подобным образом. Может, это особенность высокогорья и климатических условий?

- Скорее всего так, но, согласись, ощущения отличаются от тех, которые испытываешь, например, на горнолыжном курорте где-нибудь в Швейцарии.

- Не в каждой горной местности такая тонкая и сильная энергия, как здесь. Независимо от человека она меняет качество восприятия — это место силы. Хочешь прогуляться перед сном? Я вижу, у тебя возвышенное настроение.

— Да, мне не хочется спать, с удовольствием пройдусь.

Мы поднялись и направились по дороге, ведущей вокруг ашрама. Было очень спокойно, мы изредка останавливались, чтобы послушать тишину.

- Как ты думаешь, каждый сам выбирает судьбу?

— Не могу отвечать за всех, но у меня есть на этот счет свои соображения.

— Легко! Я думаю, для каждого одновременно существует бесконечное количество возможностей, как бы бесконечное множество реальностей. В каждой из них есть свой конус притяжения. Вспомни поговорку, что деньги всегда к деньгам или пришла беда — открывай ворота. Поняла, что имею в виду? — Он пытливо посмотрел мне в глаза, я утвердительно кивнула. — Обычный человек находится в одной из них. Родившись в определенном месте и времени, он подвергнут воздействию социальной среды, к которой принадлежит. Данная реальность притягивает в жизненное пространство человека обстоятельства, соответствующие только этому конусу притяжения. На самом деле разделение условно и всегда можно перейти в другую реальность, где будет действовать иной конус притяжения.

- Как в сказке про Золушку, изменить внешность и оказаться в нужном месте в нужное время?

- Примерно так, важно изменить не столько внешние обстоятельства, сколько внутреннее состояние. В действительности переход происходит лишь на основе утверждения. Следуя своему заявлению, ты начинаешь жить по правилам той реальности, которую выбираешь. Все, что для этого надо, — огромное желание и отсутствие сомнений.

- Абсолютно; любви, духовности, творчества, денег, работы, отношений...

— Ну, про деньги я уже давно поняла, что это форма выражения энергии. Нужно просто пустить деньги в свою жизнь на уровне намерения, и их всегда бывает столько, сколько нужно.

— Именно так, создаешь себе реальность, где ты не нищий, а всего имеешь вдоволь. Есть же пословица, что богат не тот, у кого много денег, а тот, кому достаточно.

— Задаешь себе планку и начинаешь жить в соответствии с ней, так получается?

Неожиданно Ник оборвал меня на полуслове, остановился и привлек к себе. Обняв за плечи, он вопросительно заглянул в глаза, словно ожидая поцелуя. Я оторопела, потому что не поняла, из-за чего у него вдруг изменилось настроение, а он не спешил меня отпускать. Мне стало неловко, я чувствовала, что он не настаивает, а предлагает, но абсолютно не была готова к интимности.

- Ник, посмотри, какой прекрасный вечер, — и попыталась отстраниться.

— Ночь, — прошептал он. Притянул меня плотнее, запуская пальцы в копну волос. Прижался щекой к виску и глубоко втянул в себя воздух, впитывая тонкий запах тела.

— Все отдыхает, вот так и мы здесь отдыхаем душой. Давай останемся в конусе притяжения философского настроения, навеянного этим местом.

Я обняла его, словно брата, и поцеловала в щеку. Он не стал сопротивляться, мягко выпустил из объятий и взял за руку. Мы зашагали дальше. За воротами ашрама он проводил меня до комнаты и тактично попрощался, не посягая на большее. В его взгляде сквозила легкая грусть, а может, мне это только показалось.

Я была благодарна Нику за корректность, которую он проявил, но не сказала об этом вслух; не хотелось объясняться на приземленную тему. В этих краях снисходит такое глубокое успокоение, что рассеиваются все мысли о мирском. Думалось только о Единственном и своем пути к нему.

- Каким он будет? — я завернулась в спальник и устроилась головой поближе к двери, где сквозняк нагонял свежий воздух. — Случится ли встреча в этой жизни?

На следующее утро мы встали в пять, было еще темно. После омовения все собрались у маленького домика для чандана. Каждый молча ждал своей очереди, чтобы зайти в комнату, где на полу сидел Мунирадж. Следовало опуститься перед ним на колени и подставить лоб для нанесения тилоки. Мы тихо переговаривались с моей соседкой — дамой из Сибири.

— Вчера, после арти, я спросила настоятеля, можно ли мне присутствовать на ритуалах и какую мантру повторять, — начала она. — Дело в том, что мой муж мусульманин, и я, выходя за него замуж, приняла ислам. Однажды я встречалась с шейхом из Средней Азии, он приезжал к нам в Сибирь по вопросам религиозной общины. Так вот, он разрешил мне взять тарикат. Я должна пять раз в день Делать намаз, а в свободное время повторять зикр «Ла ил--чаха ил Аллах». Мунирадж сказал, что мне нужно продолжить исполнение своего обета. Я так рада, потому что меня очень смущает то, что шиваизм в общем-то многобожие, что отрицается исламом.

- Насколько я знаю, глубоко просвещенные, уважаемые шейхи, в частности суфии, учат, что Бог един, и если] ты глубоко религиозен, то традиция не имеет значения, — возразила я и процитировала Хайяма:

Есть много вер, и все они несхожи... Что значат - ересь, грех, ислам? Любовь к Тебе я выбрал, Боже, Все прочее - ничтожный хлам.

- Он мне так и объяснил. Спросил, имеет ли значение, какой оператор предоставляет связь, когда звонишь по телефону отцу? Жаждущий добраться домой поедет на машине, а если ее не будет — на муле или пойдет пешком. Разницы нет, лишь бы прийти, и добавил, что здесь никому не навязывают, какой религии следовать. В Коране упоминается о тысячах пророков. Просто считается, что ислам — последняя новейшая религия, не искаженная человеком, и разумнее следовать ей.

- Разница в том, как быстрее. Одно и то же средство продвинет одного и затормозит другого. Только наставник может знать это наперед.

- Вчера я слышала, что во время праздника все просветленные, все Пророки, все святые человечества —и Будда, и Иисус, и Мухаммед, и Кришна, и тысячи других -собираются здесь, чтобы принять нашу жертву и помочь обрести правильное видение, которое поведет нас по пути. Считается, что только избранные приходят сюда в Наваратри и достаточно одного присутствия, не надо даже углубляться в суть ритуалов, Божественное само очистит и каждому поможет достичь его целей.

- Ритуал лишь способ поймать внимание и настроиться в резонанс с высшими силами. Когда мы привязываемся к ритуалу, это становится вредным, даже опасным. Суфии говорят, что огнепоклонник может сотню лет заботиться о своем пламени, но если свалится в него, то погибнет. Если пристрастное отношение к ритуалу исчезает, открывается истинная суть, которой он служит.

- После чандана я пойду молиться, — она покрыла голову шелковым платком. — Знаешь, вчера ночью я совершала намаз в нашей комнате, все уже отдыхали. Я думала, что никому не помешаю своей молитвой, и была очень удивлена, когда услышала, как наши девочки завертелись и недовольно завздыхали. Представляешь, им не понравилось, что я молюсь по-арабски! Теперь буду уходить в глубь сада и совершать молитву там. Они считают себя религиозными! Кто же они, если заявляют, что идут по духовному пути, и отвергают, когда кто-либо молится по-другому? Может, я помешала им спать своей молитвой?

Она удивилась, а я подумала о том, какой глубокий смысл скрыт за ее словами, ведь об этом можно только мечтать, чтобы тебя пробудила чья-то молитва.

- Не думай о них. Значит, они все еще обусловлены представлениями своего ограниченного ума, — постаралась я поддержать ее. - Быть лицемером — притворяться в благих намерениях или обманываться в отношении их, - возможно, худшее из зол. Это может стать наиболее опасной формой самопотакания. Святой до тех пор святой, пока не знает об этом.

После чандана она отправилась в сад, а я решила на свежем воздухе заняться упражнениями и заодно помедитировать на восход солнца.

Забрав из комнаты одеяло, я по наружной лестнице поднялась на крышу нашего корпуса. Она оказалась ровной и чистой, только влажной от утренней росы. Расстелила одеяло и стала выполнять ассаны. Пару лет назад я приняла посвящение в крия йогу, которое давал Рамайях — старенький, восьмидесятилетний йог из Мадраса.

Трудно представить, но волей обстоятельств ему приходилось по нескольку раз за день подниматься пешком на девятый этаж, и, несмотря на свой почтенный возраст, он делал это без видимых проблем. Профессор традиционной и знаток восточной медицины, Рамайях по всему миру открыл десятки центров йоги и несколько госпиталей. Мне выпала редкая удача: так случилось, что в течение почти двух месяцев мы жили под одной крышей. Имея возможность находиться рядом с человеком, достигшим истинного знания, я постаралась научиться у мастера как можно большему. На лекциях как начинающим он давал нам базовые веши — основной комплекс ассан хатха йоги, упражнения на визуализацию, дыхательные упражнения и медитации, кроме того, мы могли тесно общаться в быту, что особенно ценно.

Редко кто повседневно находится с учителем. Говорят, что просветленные, обладающие знанием наставники в быту очень просты и неприхотливы. Их духовному смирению и сердечности можно учиться бесконечно. Тогда я поняла, что нельзя познать учение, если ученик отделен от мастера. Хоть какое-то время — неделю, месяц, но они должны провести вместе.

С тех пор я старалась выбирать время для занятий по этой системе, потому что иначе тело отказывалось исправно служить мне и начинало побаливать то тут то там. Закончив серию ассан, я осталась сидеть с закрытыми глазами, созерцая внутренний микрокосм. Прошло достаточно времени, внезапно я почувствовала, что пространство вокруг меня качественно изменилось, и открыла глаза. Уже повисли утренние сумерки, но солнце еще не взошло. Сумерки — это трещина между мирами. В это время легче всего выйти за пределы рационального восприятия, за грань привычной реальности. Вы замечали, что в сумерках теряются все звуки? Они растворяются под призрачным покрывалом, наброшенным природой на землю. Пространство вокруг вас становится более вязким, очертания размытыми, и в какой-то момент вы ловите себя на том, что медленно исчезаете. Голова становится чистой — ни одной мысли, границы восприятия раздвигаются, и сознание теряется в многомерной Вселенной. Сумерки — это время мистиков. Во многих религиях, в том числе исламе и индуизме, сумерки считаются лучшим временем для медитации и молитвы. Я прочитала первое, что пришло на ум:

Ом бхур бхувах свах тат савитур Варенйам бхарго девасйа дхимохи Дхйо йо нах прачодайат

Мы медитируем о славе Всевышнего — Творца Вселенной, достойного поклонения, Воплощении высшего знания и духовного света, Устранителя всех пороков и неведения, Да озарит Он наше сознание.

Это — Гайатри мантра, считающаяся матерью Вед и разрушительницей грехов.

«Не странно, что вспомнился этот санскритский гимн, -подумала я. — Наверное, если бы я сидела на горе у подножия Мекки, то вспомнила бы суру Корана».

Периодически я бросала вокруг рассеянные взгляды. Пробуждающаяся природа была чиста и невинна, как девственница. Тишину нарушало редкое щебетание просыпающихся птиц, воздух был свеж и наполнен ароматами растений. Во всем был покой, не тронутый суетой пробудившейся жизни. Постепенно край неба засветлел, и на горизонте проступили очертания горных хребтов. Солнце, приближаясь к их островерхим пикам, выбросило в небо первые лучи. Розовой дымкой они окрасили скрывающиеся в утреннем тумане горы. В провале между хребтами сверкнул восходящий диск. Только сейчас это была всего лишь точка, и вот уже она стала тонкой полоской и заплескалась огнем, словно расплавленный металл в каменной чаше. Над скалистой грядой, набирая высоту, солнце выкатывало свои огненные бока,

«Какая заря, просто безумие какое-то! — задохнулась я от восторга. — Это сродни появлению на свет живого существа — рождение нового дня, восхождение солнца!»

С каждой секундой оно поднималось все выше, рассеивая ночную тьму, и своим пробуждением давало начало новому дню землян. Я не могла оторвать глаз от вершин, как завороженная, вбирала в себя проявляющуюся на глазах красоту.

Представьте, по всему горизонту раскинулись нежно-розовые барханы снежников, плавно переходящие в серые скалы и еще ниже утопающие в зелени растительности. Вот перламутровый утренний свет наполнил собой долину. Кажется, воздух имеет плотность, и вы видите дрожащие в нем капельки росы. Призрачное газовое покрывало, сотканное из рассеянного света, упало и окутало собой все вокруг.

Сколько прошло времени? Три минуты, пять или целая жизнь? И о чудо! Ослепительное солнце явило себя во всем великолепии и начало свое победоносное, жизнеутверждающее шествие по небосводу!

Подставив лицо и шею еще ласковому, нежгучему солнцу, я сидела на каменном парапете за ашрамом. Вместо завтрака решила выпить стакан свежего мандаринового сока, чайханщик отжал его прямо на моих глазах.

— Загораешь? — Ник присел рядом. — Как прошла ночь?

— Отлично, спала как убитая. Положила матрас у двери, на сквознячке мне не было душно, даже несмотря на плотность населения в комнате. А ты как?

Из-за поворота появилась необычная группа. В нашу сторону шли несколько индусов с музыкальными инструментами в руках, одетые в белоснежные одежды. На их шеях висели мала, а за плечами болтались вещевые мешки, кто-то нес фисгармонию, кто-то табла. Самому старшему из них было лет под восемьдесят, если не больше, но, несмотря на возраст, шагал он бодро и возглавлял группу.

Его темная, почти черная кожа вся была испещрена глубокими морщинами, седые волосы, многие годы не знавшие расчески, закручены в большой пучок. Лицо обрамляла длинная белая борода. Казалось, что на голове его надет тюрбан из свалявшейся пакли. Когда йоги поравнялись с нами, мы приветствовали их намаете. Я случайно встретилась взглядом со стариком — в его глазах светился ясный ум и дух молодости, они будто излучали свет мудрости. Этот взгляд обжег меня, словно удалось заглянуть в самую душу старику. От него веяло свободой и отрешенностью человека, давно оставившего позади обеспокоенность мирскими заботами и утвердившегося в окончательной гармонии.

- Это отшельники. Они не живут в деревне. Два раза в год по праздникам приходят в ашрам из горных лесов для песнопений. Старик — их лидер. Обычно возле большой дуньи для них сооружают навес. С утра до вечера они сидят под ним, играя на своих инструментах, и поют гимны.

- Я пойду за ними, мне интересно поближе их рассмотреть.

- Давай, а я еще не завтракал. Встретимся перед службой.

Следуя по тропинке за йогами, я оказалась на ухоженной площадке в глубине ашрама, окруженной цветником. В центре ее стояла пагода, под которой была сделана глубокая дунья шириной метра два. Края были приподняты над землей, снаружи и внутри она была обмазана глиной.

Вокруг нее сидели на корточках несколько женщин, которые рисовали по краю витиеватый орнамент и осыпали его! лепестками живых цветов. Одна преданная украшала глиняный лингам гирляндой из оранжевых бархоток. Я расположилась на скамейке, стоявшей неподалеку, здесь же на тростниковых циновках расселись музыканты. Устроившись по двое в ряд, они распаковали инструменты и уложили книги на специальных низеньких скамеечках. Поскольку музыканты были заняты своим делом, мне удалось рассмотреть их получше. Все они были разного возраста. Самому молодому около двадцати пяти, другим лет I по сорок. Лица очень смуглые. Длинные спутанные волосы закручены в пучки. У некоторых головы обмотаны I хлопчатобумажными яркими шарфами, расписанными санскритскими символами. Закончив приготовления, старик сел напротив хора и раскрыл фисгармонию, бормоча что-то себе под нос. «Вероятно, испрашивает у Всевышнего благословения», —догадалась я.

Наконец он заиграл на гармошке и тонким, высоким голосом затянул напев. Он запевал фразу, остальные повторяли хором. Отшельники, уйдя в себя, ни на кого не Я обращая внимания, пели отрывки из наиболее почитаемых творений древнеиндийского эпоса. Хор получался довольно стройный. Со стороны это было похоже на чтение стихов в музыкальном сопровождении. Изредка старик увеличивал силу голоса и темп, другие тоже начинали вторить ему с большим воодушевлением, через какое- ] то время пение снова возвращалось к прежнему размеренному ритму.

Так приятно было сидеть в прохладной тени под навесом и слушать. Я увлеклась, мысли разлетелись, и голова опустела. Напев крутился в области груди, как вращается колесо водяной мельницы. Сердце вторило музыке, в нем пробуждалась радость. Приближалось время огненного ритуала. Вокруг стали собираться люди. Они приносили сладости, фрукты и кокосовые орехи для жертвоприношения и рассаживались под навесом. Когда подошел настоятель, около дуньи выросла целая гора прасада. Я встала и прошлась вокруг, повстречала знакомых и остановилась поговорить с ними. Все это происходило как во сне, потому что основной реальностью оставалась для меня мелодия, напеваемая музыкантами и продолжавшая звучать внутри. Случайно я натолкнулась на Ника, появившегося в самый последний момент.

— Да, и это еще немного, увидишь, завтра будет больше. Десять дней подряд по утрам Мунирадж будет возжигать огонь и проводить ритуал жертвоприношения. Пламя в дунье в эти дни будут поддерживать постоянно.

- Получится же масса пепла от сгоревших поленьев и прасада?

— Этот пепел — вибхути — считается целебным. Говорят, он лечит внутренние болезни и раны. Горсточку вибхути всегда желательно держать дома, это защищает от неприятностей и темных сил.

- Обязательно, потом, когда праздник закончится, всем можно будет взять пепел из дуньи.

После ритуала Ник подошел ко мне и протянул бронзовую фигурку буддистской дакини.

— Это тебе, купил в магазине. Мне кажется, в тебе присутствуют ее дух, беспристрастность и сила, разрушающие невежество и страх на пути к высшей реализации. Я давно искал нечто подобное. Надо же, повезло купить подарок именно здесь, в ашраме! Между прочим, — как бы невзначай похвастался он, — дакиня была всего лишь одна, спряталась в закутке, будто ждала тебя.

— Она такая безжалостная, — я старалась получше разглядеть бронзовую богиню. — Спасибо, Ник.

Выражение лица дакини было свирепо, на шее висела мала с бусинами из человеческих черепов. «Надо будет помедитировать на досуге над тем, что означают все эти атрибуты», — решила я про себя.

- А себе купил трезубец Шивы — олицетворение Божественной Любви, Мудрости и Силы, — добавил он.

Ник пытался пристроить трезубец в небольшое отделение рядом с дуньей, где стояли большие закопченные железные рогатины.

- Я хочу оставить трезубец здесь на время ритуальных служб для освящения. Пусть пропитывается божественными энергиями, Давай свою дакиню, ее тоже положим рядом.

- Послушай, а я подумала, что это вилы для чистки дуньи или что-то вроде кочерги.

— Ну ты даешь! Смотри хорошенько: это жезл Шивы — символ пробужденной и неиссякаемой энергии творения.

Ник указывал на толстый металлический стержень, вокруг которого, словно змея, обвивался более тонкий железный прут. Еще на жезле висело несколько четок. Рядом стояли трезубцы, на самом деле похожие на вилы, но поменьше, Я развела руки в стороны, признавая собственное невежество.

После ритуала я отправилась в магазин за сувениром для Ника. Мне тоже хотелось подарить ему что-нибудь значительное. Блуждая среди множества мелких вещичек, баночек с эфирными маслами и благовоний, я все никак не могла остановить свой выбор на чем-нибудь определенном. Внезапно меня осенила великолепная мысль. Я вспомнила жезл, который показывал мне Ник.

«Да на нем же не было четок! Жезл без змеи, т. е. без Божественной Кундалини, никуда не годится, — рассуждала я, выбирая длинные, богатые мала с крупными бусинами из рудракши. — Обовью ими жезл, оставленный Ником у дуньи, пусть тоже освящаются».

Я решила вернуться и направилась прямиком на площадку к дунье.

«То-то удивится Ник, перед отъездом забирая жезл! Тогда и вручу ему свой подарок!» — исполнив задуманное, я осталась сидеть у жертвенной печи.

Все давно разошлись, только музыканты продолжали тянуть нараспев гимн. Говорят, что за время Наваратри они успевают полностью спеть «Рамаяну». Я с уважением всматривалась в отрешенные лица.

Книга, страницы которой изредка переворачивал старик, была размером с том Большой Британской Энциклопедии.

Мимо прошли несколько европейцев и старый, беззубо улыбающийся индус с сумкой в руке. Они направились к ближайшим кустам. Индус уселся на землю, рядом с ним пристроилась женщина, остальные встали вокруг. Происходящее заинтересовало меня, и я подошла ближе. Беззубый йог читал себе под нос «Ом нама шивая», в смысловом переводе — «Отдаю всего себя Богу». Не прерывая молитвы, он раскладывал подле себя бритвенные принадлежности — плошку с водой, опасную бритву (какими в начале века пользовались в цирюльнях) и полотенце. Окружающие подхватили мантру и стали подпевать, прихлопывая в ладоши. Беззубый полил из кувшина на голову женщине и намочил бритву, затем прядь за прядью начал срезать ей волосы у самых корней.

— Что они делают? — спросила я парня, стоявшего рядом.

Я слышала про этот обычай раньше, некоторые мои знакомые приезжали из Индии с бритыми головами. Считается, что если человек это делает с молитвой, то он очищается, снимает с себя прошлые грехи. Замечательно, когда этот обряд совмещен с паломничеством в святые места, потому что места силы благотворно воздействуют на человека своей энергией.

Не прошло и пяти минут, как женщина поднялась. Ее лысая голова отсвечивала на солнце белой кожей обнаженного черепа. Все кинулись к ней, стали ее радостно обнимать и приветствовать.

«Как это мистично — сделать мундан! — думала я. -Наверное, это дает человеку что-то очень важное, чего не случается просто так. Интересно, что происходит с ним в процессе и после этого?»

Не успела еще мысль до конца оформиться в голове, как йог кивком подозвал меня ближе.

- Мундан, мундан! — сказал он, жестом показывая, что мне тоже желательно побриться.

Не знаю, какая сила подтолкнула меня принять решение. Это было полным безумием. На мгновение я представила, как вхожу лысая в зал совещаний и как реагируют коллеги, увидела реакцию домочадцев и соседей, но, несмотря на робкие попытки рационального ума сопротивляться иррациональному, я села рядом с беззубым йогом, подставляя под бритву свою роскошную шевелюру. Я носила длинные волосы, но это не убавило решимости. Почему-то в тот момент не хотелось.придавать значения тому, что смена имиджа может радикально сказаться на социальных взаимоотношениях.

— Ом нама шивая, Ом нама шивая, — с новым воодушевлением принялся за работу беззубый, смачивая мне голову водой.

Я закрыла глаза, постаралась расслабиться и тоже стала повторять мантру. Почему-то вспомнилось торжественное открытие и речь старого пандита перед службой.

— Сейчас, во время праздника, в своих молитвах вы должны обращаться за помощью к Всевышнему, — наставлял нас столетний просвещенный индус. — Он исполнит все ваши просьбы. Помните, что все святые мира и пророки собираются здесь, используйте эту близость.

«Господи Всевышний! Укажи мне дорогу к себе, не оставляй меня на пути, будь со мной!» Мои волосы падали под лезвием, я чувствовала, что действительно принимаю очищение, и старалась в глубине сердца уловить самое важное, сформулировать то, что мне в жизни необходимо, как воздух.

Внезапно я прозрела, будто вместе с обритыми волосами и пелена упала с глаз. Я отчетливо увидела, что действительно мой путь одинок и безрадостен.

Как в калейдоскопе, поплыли образы желаний: насущные сейчас и те, что тревожили меня когда-то. Они появлялись и исчезали, словно яркие вспышки, до тех пор, пока не наступила полная тишина. И из этой пустоты родилось мое поистине жизненно необходимое, самое важное стремление.

«Хочу прийти к Тебе и стать частью Тебя. Как капля раствориться в океане, слиться с Твоей любовью и силой, стать одним с Твоей мудростью и состраданием!» — визуальный образ сплавился с экстатическими ощущениями тела, сознание расширилось до необъятного...

Я понимала, вернее, знала, что мое стремление сформировалось в намерение, обрело живую форму и обязательно реализуется.

«Господи, я осилю любую дорогу. Но если это должно случиться в моей жизни, дай мне идти по ней вдвоем с возлюбленным. С тем единственным, которого я ищу. Дай мне встретить его, узнать и остаться с ним. Соедини нас вместе и как единому целому позволь прийти к Тебе».

Я чувствовала, как спадают на сари пряди волос, как звучит в устах беззубого йога мантра и, будто заезженная пластинка, ходит по одному и тому же кругу: «Отдаю всего себя Всевышнему, отдаю всего себя Всевышнему.. Пусть мои руки служат Твоим делам, пусть мой голос вторит Твоим словам, пусть с моей жизнью Ты наслаждаешься жизненностью».

От возвышенных эмоций перехватило горло. Я не могла сдержать слез.

«Прости все мое невежество — оно бессознательно. Только оставаясь слепой, можно пребывать в грехе! Пролей на мой ум частицу своей Божественной мудрости, сними пелену сна с моих глаз...»

- O'key, O'key! — Меня вернуло к реальности похлопывание чем-то мокрым по голове: беззубый вытирал полотенцем мою лысину. Я открыла глаза.

Вокруг стояли улыбающиеся люди и радостно хлопали в ладоши. Взглядом изнутри я прошлась по своему телу и не узнала себя. Все мое существо стало обновленным, легким, чистым, излучало блаженство, как будто было наполнено светом. В голове свежесть и ясность, даже краски окружающего мира казались сочнее, а очертания четче. Я глубоко вдохнула — как в первый раз, и вдох пробудил внутри меня волны беспричинного смеха. Воздух наполнял грудь, опьянял — я смеялась. Жизнь полной гаммой ощущений переливалась в теле, и сочно чувствовался каждый нюанс.

- Будто родилась заново, - по-русски произнесла я вслух. Мне не надо было, чтобы меня понимали, — я обращалась к себе.

Свежим взглядом окинула окрестности, и это было неискушенное видение ребенка. Я потянулась, расправила спину и руками коснулась головы — гладкой, как надувной шарик. Снова рассмеялась, и все вокруг рассмеялись тоже, услышала себя со стороны — мне это понравилось, и я принялась смеяться еще звонче, необусловленно, беспричинно и жизнеутверждающе.

- Возьми волосы и предай их одной из стихий: воде, огню, земле или воздуху, — сказал мне кто-то, подавая пакет.

Я собрала разбросанные вокруг пряди, Несмотря на полную ясность и бодрость, двигалась я медленно и плавно, как в тумане, потому что большая часть сознания была ещё направлена внутрь. Все разошлись, а я вернулась к дунье и осталась сидеть там, продолжая переживать случившееся.

«Надо сжечь их в ритуальном костре», — рука сама потянулась к пакету.

Не размышляя о том, правильно это или нет, я бросила волосы на догорающие угли.

«Господи, даруй мне очищение и сожги дурную карму. Прими это в дар, ведь это часть от части Твоей. Пусть в священном жертвенном огне сгорят все преграды, разделяющие нас. Сожги все дороги, которые уводят меня от Тебя. Оставь единственный путь, и пусть это будет путь любви».

Я видела, как ярко вспыхнул клубок волос, моментально съежился, превращаясь в маленький шипящий и пузырящийся сгусток на обугленном полене, а еще через мгновение и он полностью исчез, не оставив следа. Вот и все, точка поставлена.

Спустя пару дней мы сидели с Ником в чайхане.

— Сегодня на арти я понял, что здесь меня больше ничего не удерживает. Думаю двигаться дальше. Если хочешь, можешь оставаться, встретимся в Дели.

- Нет, со мной здесь уже случилось все, что должно было произойти. Следующий день не принесет ничего нового или принципиально важного. Я еду с тобой.

— Я хочу в Кедарнатх, там в горах находится древнейший храм. Это святое место обладает необыкновенной силой. Говорят, что сам Шива с Шакти, своей супругой, обитает в тех местах. Я обязательно должен побывать там.

- Тогда пойдем в поселок, наймем машину, а заодно узнаем, как лучше добраться.

В поселке мы заглянули в туристическое агентство. Поднявшись на второй этаж, вошли в кабинет. Управляющий сидел за столом, за его спиной на стене висела карта маршрутов с указанием расстояния между отправными точками. Бегло пробежавшись взглядом по схеме, я нашла

Кедарнатх — крайний пункт в северо-западном направлении. До него было около трехсот километров.

- Можем мы нанять у вас машину до Кедарнатха? -спросил его Ник.

— Как. вы собираетесь поехать туда сейчас? — лицо индуса приняло такое выражение, словно он увидел сумасшедшего. — Уже две недели, как мы закрыли этот маршрут и закончили отправлять по нему туристов. В октябре Кедарнатх недоступен для посещения. Там выпадает снег, и он становится недосягаем.

— Вы считаете, мы не сможем добраться до Кедара? — вступила в разговор я.

— Даже если попадете туда, то внезапно его может занести снегом, пока вы будете там! По бездорожью трудно оттуда выбраться, — управляющий убедительно кивал головой, вся его мимика говорила за то, что он прав. — Ехать в эти места сейчас очень опасно.

Мы вышли на улицу. Какое-то время Ник молчал, я была уверена, что он размышляет над ситуацией, хотя его лицо было медитативно расслаблено.

— Думаю, стоит поехать, — прервал он затянувшуюся паузу. — Чувствую, все будет хорошо. Интуиция говорит мне, что дорога еще открыта.

- Если ты так уверен, не будем сомневаться, поедем. В крайнем случае потеряем несколько часов в дороге.

— Ошибаешься. Мы потеряем два дня, потому что добираться придется горными дорогами, это значит, что на триста километров уйдет весь день, а может, и больше. Потом, мне говорили, что последние километров восемь надо ехать на мулах или идти пешком. Тем не менее считаю, что мы можем ехать.

Вернувшись в офис, мы договорились, чтобы завтра утром машина ждала нас у ашрама.

Весь следующий день мы провели в дороге. Большую часть пути оба молчали. Я была под впечатлением недавнего ритуала, после которого внутри почему-то все замерло. Я никому не показывала лысую голову, обернув ее платком. Мне хотелось избежать пересудов и объяснений. Понимала, что это сугубо мое личное дело и вся работа, связанная с очищением души и кармы, происходит сейчас внутри, поэтому казалось невероятно грубым выставлять себя напоказ, как это делали другие ашрамиты.

Я испытывала необычайную легкость и чувство освобождения, но над ними доминировали покой и уверенность в том, что все было сделано абсолютно правильно. Уезжая из ашрама, я интуитивно чувствовала, что с плеч упал огромный груз прошлого, а вместе с ним ушли все сомнения, тревоги, печали, неуверенность в завтрашнем дне. чувство нереализованное и меланхолия — моя спутница по жизни. Я распростилась с ними окончательно и сейчас ощущала себя в полном смысле слова девственницей. Внутри нарастала уверенность, что все мои намерения сработают и желания исполнятся.

Перебирая в памяти события прошедших дней, начиная со своего спонтанного отъезда в Индию, я видела, что эта поездка не случайна. В голове всплывали факты, неожиданные совпадения, люди, переживания... Мне хотелось еще раз осознать, так ли я расставляю акценты. Те намерения, что формируются мной, они верные? Интуиция подсказывала мне, что все правильно.

«Я встречу Единственного и обязательно останусь с ним вместе».

Сначала мы ехали по долине, потом шоссе запетляло по бесконечному серпантину. Основным пейзажем были пропасти да скалы. Дорога, высеченная в горе, была настолько узка, что разъезжаться со встречным транспортом приходилось так, что шины нашего «Амбассадора» двигались по самой кромке обочины либо нависшие камни едва не касались боков машины.

- Не езда, а мучение какое-то, — выругался Ник, когда в нас очередной раз чуть не врезалась машина. - Такое ощущение, что водители здесь ездят обкуренные.

-- Сама не могу привыкнуть к левостороннему движению.

- Каждый норовит ехать посередине или по встречной, клаксоны просто не смолкают, — сетовала я, — вместо того чтобы сбросить скорость у поворота, шофер сигналит что есть мочи.

- А я уже научился прислушиваться к тому, есть ли кто за поворотом, а не приглядываться.

Мы проезжали деревню. Дорога стала шире, но не безопаснее. Внезапно наш автомобиль резко затормозил, чуть не наскочив на огромного белого быка, который вдруг вышел на шоссе.

— Единственный способ расслабиться — просто молиться, чтобы Всевышний избавил нас от неприятностей, — предположила я вслух.

— О! — Ник поднял вверх указательный палец, и я поняла, что сейчас последует очередной анекдот. — В горном ауле одновременно умерли мулла — очень начитанный, всеми уважаемый человек, и водитель автобуса — безбожник и пропащий пьяница. Оказавшись на небесах, водитель увидел перед собой Всевышнего. «Тебе дорога в рай, сын мой, — услышал пьяница и изумился: — Постой, Аллах, это ошибка, — он упал перед ним на колени, — ведь я не достоин! За всю жизнь я не сделал ни одного доброго поступка - только пил и ни разу не помолился! Вот я слышал, в нашем селении умер мулла — святой человек, наверное, Ты хотел отправить в рай его!» «Молчи, смертный, я знаю, что делаю! — воскликнул Всевышний. — Когда он вел службу, в мечети все спали, а когда ты вел свой автобус — все молились».

Я от души расхохоталась, в сложившейся ситуации смысл этой притчи был ясен в сто раз лучше.

- Ло, смотри, какие постройки, — воскликнул Ник. За окном промелькнула площадка с множеством невысоких однотипных храмов, чем-то напоминающих часовни.

— Давай вернемся. Я хочу посмотреть их, а заодно и размяться. — Мне было интересно. Первый раз я видела такие маленькие храмы. - Согласись, они похожи на песчаные пирамидки, которые строят на берегу из мокрого песка?

Водитель развернулся и высадил нас у калитки. Впереди находилась огражденная низким забором ровная лужайка, В центре ее на мощенной камнем площадке разместились с десяток храмов из серого пиленого камня. Каждый из них был не выше двух метров и стоял на низком каменном фундаменте. В прямоугольном корпусе была проделана ниша, конусообразная крыша имела закругленные грани, что придавало строению форму вытянутого четырехгранного яйца. Сооружение венчал купол, похожий на коробочку вызревшего мака.

Вокруг никого не было. Мы разбрелись в разные стороны. Каждый был увлечен своим зрелищем. Я поднялась на ступень одного из храмов посмотреть, что там внутри ниши. Чтобы сделать это, мне пришлось встать на колени и согнуться пополам. Протиснула сквозь узкий лаз голову и плечи — в глубине было сыро, холодно и сумрачно. На меня пахнуло запахом благовоний и плесени. Предо мной предстали три плоские каменные плиты, прилепленные к задней стенке храма. В центре находилась самая большая, на ней были высечены улыбающиеся Шива и Шакти. На их лбах светлыми пятнами выделялись нанесенные тилоки. Боги сидели на головах человекоподобных существ с туловищами животных. Две другие плиты стояли по бокам и были намного меньше. Они имели прямоугольную форму, вытянутую по вертикали. Их тоже украшали высеченные фигуры, но от старости рельеф был затерт, поэтому я не смогла отчетливо разглядеть его в темноте.

- Ник, по-моему, это очень древние храмы! —прокричала я. — Посмотри, в современных я не встречала таких мурти.

Я пригляделась получше и заметила, что каменные плиты представляют собой осколки — края их оказались рваными, сам камень выглядел значительно темнее стен; а форма рисунков сработана грубовато.

- Ты абсолютно права, — донесся голос Ника. — Иди ко мне, здесь я встретил настоятеля. Он говорит, что сами храмы построены около семисот лет назад, а изваяниям более трех тысяч лет.

Я поспешила к нему, снедаемая любопытством. Это сооружение было несколько шире и выше остальных. Ни отошел в сторону, давая возможность заглянуть внутрь Пригнувшись, я увидела внутри смотрителя — босоногого индийца лет пятидесяти в шапочке, которая являла собой нечто среднее между пилоткой и узбекской тюбетейкой Здесь ниша была больше, а мурти спрятаны за занавеска ми из блестящей цветастой ткани.

- На этом месте в древности был храм, он разрушил ся во время землетрясения. Это случилось около тысяч лет назад. Люди собрали разбросанные осколки старого алтаря. Потом правитель здешней местности построил эти небольшие храмы, в каждом из которых разместили уцелевшие реликвии.

Смотритель рассказывал на ломаном английском, и я с трудом понимала его. Он провел нас по всей площадке, объясняя, чем отличаются храмы. В благодарность за оказанное внимание и историческую справку мы оставили ему щедрое приношение и пошли своей дорогой.

Дальше мы ехали без остановок и к пяти часам дня добрались до Харидвара. Большой город служил перевалочным пунктом для паломников. Я с надеждой думала о том, что здесь можно разместиться в комфортабельной гостинице с горячей водой и ванной. Мы вышли из такси на вокзальной площади (так, наверное, следовало назвать место посреди дороги у огромного, в три обхвата, высоченного дерева), где стояли подрабатывающие извозом индусы. Основным транспортом здесь были высокие джипы без передних дверей.

— Давай погуляем по городу, а там решим — отправимся дальше или заночуем здесь, — предложил Ник. — В любом случае нам надо расставаться с водителем, потому что этот ехать дальше отказывается.

Он нанял рикшу, и мы перенесли багаж в его коляску.

— Слушай, я устала сидеть, пойдем пешком. Ты не против размять кости? — Ник одобрительно кивнул.

Мы пошли вверх по центральной улице. Впереди не спеша ехал рикша, показывая нам путь. Справа в промежутках между постройками был виден обрыв, по дну которого бежала голубая бурная река. Хорошенько взвесив все «за» и «против», мы решили переночевать тут.

- Лучше спокойно отдохнуть и набраться сил, чем приехать в Кедарнатх как вареные курицы, — рассуждал Ник, — ну а если честно, мне не хочется ехать ночью по горной дороге.

- Прекрасно тебя понимаю. Сама не доверяю местным водителям, тем более после того перевернутого джипа, что попался нам сегодня по дороге, — я с содроганием вспомнила, как из него вытаскивали испуганных людей.

Слава Богу, обошлось без жертв, но удовольствия к передвижению по горам это явно не добавило.

Добравшись до отеля, мы обнаружили, что номера стоят слишком дорого.

— Дешевле переночевать в «Метрополе», — разочарованно произнес Ник, когда мы выходили на улицу.

— Есть поблизости еще что-нибудь? — спросила я рикшу.

— Да, здесь есть недорогой кемпинг для паломников.

- Ну что, поедем туда? А если там не получится, вернемся обратно.

Ник в нерешительности переминался, видимо, ему хотелось поскорее остановиться и отдохнуть с дороги.

- Но попытаться надо, за сумму, которую здесь заломили, можно объехать пол-Индии, — я умоляюще посмотрела ему в глаза.

— Ладно. — Мы прыгнули в коляску и покатили в обратную сторону.

Через пару минут мы стояли у дверей небольшого дома. Во дворе крутился хозяин. Помещение, в которое он нас отвел, неожиданно удивило своей оригинальностью — огромная комната с железными койками вдоль стен. В общей сложности их было штук двадцать.

— Сейчас паломников нет, и, думаю, сегодня уже никто не прибудет, — объяснял нам хозяин, — поэтому вы можете разместиться здесь вдвоем. А вообще у нас два таких помещения — для мужчин и женщин отдельно. Туалет и умывальник прямо по коридору, душа нет — искупаться придется в реке. Спуститесь к ней по лестнице, она за домом.

Переглянувшись, мы приняли положительное решение.

— Спасибо, нас вполне устроит, — ответил Ник, принимая ключ.

Когда хозяин вышел за дверь, я с хохотом повалилась на кровать, не в силах удержаться:

— По-моему, вполне прилично, тем более за чисто символическую плату.

За ночь в столь экзотичном месте мы заплатили меньше доллара за двоих.

— Ну что, освежимся? — он бросил рюкзак посреди комнаты.

— Давай, а потом ужинать, я готова съесть слона.

Мы взяли полотенца и, как были в спортивной одежде, вышли из дома. Спустившись к реке, очутились на каменистом берегу.

Напротив нас высоченный утес рассекал бурлящий поток бирюзового цвета. К его крутому, почти вертикальному склону прилепились храм и несколько домиков. Наш край был более пологим.

- Оказывается, в этом месте сливаются две реки, -Ник начал спускаться вниз по лестнице.

— Это хороший знак, наверное, именно поэтому здесь появилось селение.

В утесе были прорублены ступеньки, а внизу на сваях построен деревянный настил. На нем несколько мужчин и женщин принимали омовение. Они зачерпывали ведрами воду и выливали на себя. Тут невозможно было войти в реку — глубоко или слишком быстрое течение сбивало с ног. Берега разделяли метров пятьдесят—шестьдесят, сквозь чистейшую воду просвечивало дно. Ник разделся до плавок и потрогал воду.

- Ух! — непроизвольно вырвалось у него. — Ледяная! Собравшись с силами, он нырнул и пулей вылетел из воды как ошпаренный.

- Градусов восемь, как в проруби! — Схватив полотенце, он стал растирать покрасневшее тело. — Как-то не совмещается палящее солнце и южное тепло с обжигающей холодной водой.

Сомневаясь, стоит ли повторять эксперимент на себе, я стояла на берегу.

«Все-таки лучше искупаться в ледяной воде, чем остаться грязной», — рассудила я и начала неохотно раздеваться.

Сняла с головы длинный бязевый платок и обернулась им, завязав концы на груди.

— Ло! Так ты сделала мундан?! — произнес Ник удивленно, с нотками легкой зависти в голосе. — А я думаю, почему ты несколько дней не снимаешь платок?

Он подошел и погладил ладонью по моей лысине.

- Щетина пробивается, значит, прошло уже несколько дней. И ничего ведь не сказала, вот это воля! Ну, ты и конспиратор.

- Не хотелось обсуждать это, сам понимаешь: объяснять причины, отвечать на вопросы ашрамитов, принимать их восторги — все это не для меня. Это внутреннее, глубокое повеление, это даже более интимно, чем секс. Ну зачем я должна говорить с другими о сокровенном?

- Мне могла бы сказать, — беззлобно пожурил он. меня.

Читая про себя «Отче наш» и стараясь лучше расслабиться, я вошла в реку.

«Главное, не отождествляться с пронизывающим холодом», — медленно погрузилась в воду с головой, задержалась как можно дольше и вынырнула.

Потом взяла мыло и намылилась, пытаясь сдержать дыхание и судорожную дрожь.

- Нуты даешь! — Ник остолбенел. — Плещешься, будто в теплой ванне!

— Еще в школе йоги сослуживица научила меня купаться в проруби, — я зашла в воду по колено и стала смывать пену. — Ты не знаешь, как можно мыться наполовину одетым?

- Как ты это делаешь? — вернулся он к прежней теме.

— Главное — расслабиться и представить, перед тем как окунуться, что вода принимает в свои объятия, а оказавшись в ней, прочитать какую-нибудь молитву. Только с чувством, тогда холод не возьмет. Желательно нырять с головой. У меня от этого захватывает дух. На этой волне я стараюсь сконцентрировать внимание в области промежности и переместить ощущения по позвоночнику снизу вверх до макушки и по передней части тела в живот. Если удастся, повторяю несколько раз,

- Точно помню, ты раньше моржевал. Микрокосмическую орбиту крутил под водой? — Он кивнул. — Значит, сам все знаешь.

— Знаю технику, но никогда не испытывал от этого удовольствия, а ты прямо-таки нежишься.

- Тоже не могу сказать, что мне комфортно в ледяной воде. Приятное начинается потом, когда выходишь на берег. Ощущение, что внутри взорвался вулкан, — тысячи иголочек пронзают каждую клеточку с головы до ног, все тело охватывает жар. Да? Вот за этим состоянием я и прыгаю в ледяную воду.

- Сейчас я чувствую себя отлично, словно скинул с плеч всю дневную усталость. Сразу проголодался, как волк. Ты уже закончила?

— Тогда идем, — кинул он уже на ходу. Натягивая футболку на мокрое тело, я поспешила за ним.

Переодевшись, мы отправились в ту самую гостиницу, где не остались ночевать. Уж в чем-чем, а в хорошем европейском ужине отказывать себе не хотелось. Официант пригласил нас в открытый ресторан на крыше пятиэтажного здания, и мы удобно устроились на свежем воздухе. Под громким названием скрывалась огороженная площадка с пластмассовыми столиками, которые прятались от солнца под китайскими тканевыми зонтиками. На крыше мы оказались одни.

С высоты городок открывался, как на ладони. Склоны ущелья теснили его к воде, и строения узкой полоской вытянулись вдоль рогатины сливающихся рек. Полноводные и бурные потоки, набегая на валуны, издавали мерный рокот. Крутые берега утопали в густой зелени, закрывающей низкие дома, сквозь богатую растительность даже не просвечивалось основание скалы.

- Не беда, что ресторан смахивает на захолустную забегаловку, посмотри, — позвал меня Ник, — зато здесь изумительный вид!

Он облокотился на ограждение и заглянул вниз.

- Сейчас присоединюсь, дай закажу что-нибудь, -я с головой ушла в изучение меню. — А кухня-то индийская, из европейских блюд предлагают одну яичницу с беконом. Так что жареную картошку придется отложить до лучших времен, — констатировала я, перечитав две страницы.

Из названий я узнала только дал — гороховую кашу, пури — жареные в масле лепешки, цыпленка карри и рис.

После долгих консультаций с услужливым официантом я остановилась на двух вариантах блюд из национальной кухни и десерте. Каково же было мое изумление, когда нам принесли то, что он порекомендовал. На огромном металлическом подносе стояла глиняная миска, в которой горело пламя. Накрыв ее высокой крышкой, официант потушил огонь и поставил на стол блюдо. В нем оказался жаренный в масле картофель, обильно приправленный специями.

- Никогда не знаешь на Востоке, что тебя ждет в следующий момент, — философски произнес Ник, взявшись за приборы. — За последнюю неделю первый раз ем с помощью ножа и вилки.

В ашраме принято есть руками, помогая себе лепешкой, что мы и делали вместе с другими паломниками. Насытившись, я откинулась на спинку и расслабленно положила ноги на соседний стул.

— Не могу привыкнуть к тому, как быстро здесь наступает ночь. Только что стоял зной, не знали, куда спрятаться от палящего солнца, а не успело оно закатиться, становится прохладно.

Светило уже покинуло небосвод, и на ущелье опускались сумерки.

Мы любовались игрой света в высоких перистых облаках. На западе небо окрасилось в оранжево-красный цвет. Багровые всполохи уходящего солнца, словно по ступеням, по облакам поднимались ввысь и растворялись в черноте ночи. Еще дальше, на востоке, показались первые звезды.

Через несколько минут сумерки сменила темнота. Теперь мы уже не видели реку, до нас только доносился ее гул и рокот клокочущего течения. Постепенно зарево потухло. Тихая ночь, насыщенная ароматами южных растений и легкой свежестью горного воздуха, растворила в себе все плотные объекты, оставив лишь бесформенные очертания. Компенсируя недостаток зрения, организм подключал другие способы восприятия: внезапно обострившись, на меня хлынули звуки, запахи и дуновения ветерка, до этого еле уловимые. Так в тишине мы провели достаточно много времени.

— Ло, пойдем отдыхать. Глаза закрываются, я сейчас усну. — Ник посмотрел на часы, — уже скоро двенадцать.

Свежий воздух взбодрил меня. Уходить не было желания.

- Я посижу еще немного, выпью кофе. Ресторан работает до пяти утра. Не волнуйся, меня проводят до кемпинга.

— Ладно, я не буду закрывать комнату, возвращайся побыстрее. — И он, несколько озадаченный, ушел, растворяясь в дверном проеме.

Мистика ночи завораживала, мне хотелось побыть одной и спокойно поразмышлять. Наши отношения не то чтобы беспокоили меня, но я чувствовала, как начинаю привязываться к нему. Мы все больше сближались, за последние несколько месяцев произошло достаточно, чтобы серьезно призадуматься над деталями. Я уже давно испытывала острую потребность осознать все, но дома повседневные заботы не оставляли времени заняться перепросмотром и глубоко войти в практику, а сейчас мой ум был более-менее уравновешен, и я чувствовала достаточно сил для работы. Это была основная причина, по которой я решила остаться здесь одна.

«С одной стороны, очевидно, что он притягивает меня, с другой — я не имею права ошибаться. Дружеское расположение, уважение и некоторая сексуальная привлекательность — это еще не любовь». — Я удобно устроилась в кресле, чтобы делать очищающее дыхание.

За время путешествия частично эта работа была уже выполнена, и сегодня я решила закончить оставшееся. Мне было необходимо обрести ясное понимание, я не могла доверять своему беспомощному уму, стремящемуся выдавать желаемое за действительное. Ник нравился мне, но я не имела права ошибаться.

Закрыв глаза, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, стараясь уйти в глубь себя и уловить первое воспоминание, что придет. Шум плещущейся воды помог мне.

Наутро после шторма по дороге в офис мы зашли в туристическое агентство. В небольшой душной комнатке сидели две тетушки. Одна из них говорила по телефону, а другая беседовала с клиентом. Мы расположились в креслах у журнального столика. В ожидании, пока кто-либо освободится, я перелистывала прейскуранте перечнем экскурсий, а Ник просматривал буклеты.

- Ты бывала на Валааме? — он показал фотографию из альбома с невысокой деревянной церквушкой посреди зеленого острова.

- Где-то на Ладоге. Слышал, туда можно добраться на теплоходе, там издревле жили отшельники. Здесь написано, что на острове есть старый храм, скиты, действующий мужской монастырь и множество недавно восстановленных часовен. Судя по всему, место интересное.

— Давай узнаем, — загорелась я. Перспектива дальней поездки или путешествия всегда захватывает меня. — Проводить выходные в Питере не хочется, тем более сам город и его окрестности мы уже видели.

Оказалось, что теплоход на Валаам уходит по пятницам вечером, то есть как раз сегодня.

- Путевок не осталось, — категорично заявила служащая, — может, вам обратиться в агентство при пароходстве?

— Вы поможете нам позвонить туда? — настаивал Ник, всем видом показывая, что посетить Валаам было мечтой его жизни.

- Попробую. — Она принялась набирать номер и, переговорив с пароходством, энергично положила трубку на рычаг: — У них есть два билета, каюта на нижней палубе.

— Можете выкупить путевку здесь, — окончательно сразила она нас.

- На такую удачу я и не рассчитывала, — призналась я Нику, выходя из агентства.

- Ну что ж, все складывается как нельзя лучше. Вечером после работы, опаздывая к отплытию, мы

мчались к пристани на такси. Последними влетели на борт трехпалубного старого теплохода, следом за нами подняли трап. Мы зарегистрировались у администратора и получили ключи.

- Нам определенно везет, — щебетала я, спускаясь за Ником по лестнице на нижнюю палубу и перечисляя все удачные совпадения за сегодняшний день.

— Несомненно, — он повернул ключ в замке. — Ого, да мы, похоже, в трюме!

Каюта оказалась тесная, невзрачная и напоминала купе поезда. Иллюминатор находился прямо над уровнем воды. Две прикрепленные к стенам кровати и стол посредине - вот и вся нехитрая обстановка. Здесь было душно, пахло сыростью и мазутом. Сбросив с себя офисную одежду, я облачилась в шелковый костюм, .еще немного влажный от вчерашней грозы.

— С удовольствием бы надела что-нибудь другое, но это единственная неформальная одежда, которую взяла с собой в командировку, — ощетинилась я. — Здесь мне совсем не нравится. Пойдем наверх?

— Не сидеть же в этой конуре. Утешает одно: в худшем случае мы проведем в ней несколько ночных часов.

— Может так случиться, что нам вовсе не придется спать? — загадочно произнес он.

«Неужели он намекает на вчерашнюю ночь», — я была озадачена, но решила промолчать.

На нашем этаже ничего интересного не было, поэтому мы сразу поднялись выше. Судно было построено в начале сороковых. Старые панели и тяжелые гардины в проходах между салонами — все говорило об этом. На верхней падубе мы обнаружили ресторанчик, а напротив него уютный бар на несколько столиков, которые расположились у больших окон. На корме была дверь с надписью: «Дискотека», а на носу видеосалон. За исключением нашей каюты все помещения на корабле были на редкость чистыми и ухоженными. Мы скрупулезно обследовали все судно, как-никак нам предстояло провести на нем два дня.

В итоге остановились на верхней палубе. Здесь уже было несколько человек, мы устроились среди них в пластмассовых креслах. Из динамиков доносился голос диктора. Экскурсия началась историческими рассказами про места, мимо которых проплывал теплоход. Он шел по Неве к Ладожскому озеру. По обе стороны тянулись дачные поселки, утопающие в садах. Через час показался Шлиссельбург — старая крепость возвышалась на зеленом холме. Вечер выдался не самый теплый, меня слегка знобило.

— Надень-ка куртку. — Ник снял ее и набросил мне на плечи. — Простудишься, и мне придется работать за двоих да еще лечить тебя.

Я с удовольствием просунула руки в тепло и застегнула молнию, стало значительно лучше.

— Спасибо, не дал умереть, — благодарно обняла его за плечи и чмокнула в щеку. — За тобой как за каменной стеной, даже холод не страшен. А как же ты?

— У меня свитер шерстяной. Привез из Швейцарии, оказался такой теплый, думал, никогда не надену. Взял с собой на всякий случай, видишь, пригодился. — Ник встал и подошел к борту, облокотился на решетку. Я поднялась вслед за ним.

Какое-то время мы молча созерцали воду, потом он сказал:

— Все-таки это успокаивает. Когда смотрю на движение волн, возникает ощущение, что вода живая — игра ряби приковывает к себе взгляд.

— Был случай, — вспомнила я, — гуляла по берегу озера, так же, как сейчас, смотрела на воду, по которой ветерок гнал зыбь. Показалось, что вода дышит. Я следила, как равномерно и непрерывно мелкая волна сменяет другую. Неожиданно взгляд рассеялся и захватил пространство всей глади одновременно. Вот тогда я первый раз уловила Дыхание озера. Это было внутреннее ощущение, исходящее из центра живота, я обомлела — озеро равномерно дышало. Я чувствовала его как разумный организм — некую живую субстанцию огромной массы. Объем и сила воды во сто крат превышали мои. Наши дыхания слились. При выдохе мне казалось, что я растворяюсь в воде, на вдохе ее флюиды устремлялись в меня, Я воспринимала и озеро, и себя отдельно, но в то же время вода словно всосала меня — я стала маленькой частью ее глубин. Долго шла вдоль берега, играя с этим ощущением, пока не устала. С тех пор мне всегда легко отождествиться с сущностью воды.

- Оригинально. - Ник задумался, очевидно, он почувствовал мое переживание. —Да, это похоже... В свое время я тоже любил общаться с разными стихиями. Особенно хорошо это получается на природе, в городе сложно.

Нас качнуло. В борт ударила сильная волна. Нос теплохода резко нырнул вниз. Меня швырнуло в сторону, и я свалилась бы на палубу, если бы Ник не успел зацепиться за край куртки. Он схватил меня в охапку и вернул на место.

— Держись, а то улетишь за борт, — и встал у меня за спиной.

Крепко прижал к себе, просунул руки вперед и обхватил талию локтями, ладонями накрыв мои пальцы, судорожно впившиеся в перила.

Я подняла взгляд к горизонту - перед нами распахнула объятия Ладога, мы выходили в залив. До самого края небес простиралась водная гладь. В сгущающихся сумерках она казалась серебристой, отражая бесцветное северное небо. В лицо пахнуло свежестью и рыбой. Дыхание перехватило от простой и строгой красоты, от мощи и бесконечности раскинувшихся просторов.

— Еще бы, город все пространство заполняет собой так, что практически не оставляет места свежему воздуху, ветру, небу, не говоря уже о лесе, чистой земле или воде.

— То ли дело здесь, — широко раскинув руки, Ник потянулся, глубоко вдохнул и набрал полные легкие воздуха, принимая в себя дух Ладоги и пропитываясь ее силой и мощью.

Вокруг корабля носились чайки. Они надрывно кричали, падая с высоты к самой воде и снова поднимаясь в серое вечернее небо.

«Безмозглые крылатые создания, — подумала я. Порывистый ветер поднимал высокие волны, завивая на их гребнях пену, и относил чаек в сторону. — Ни одна из вас так и не останавливается налету, никто не продолжил дело Джонатана Ливингстона. А ведь он так любил летать, доказывая всем назло, что предела нет! И что чайка, живущая в каждом, — воплощение безграничной свободы!»

Штормило. Ветер пробивался сквозь куртку, и я снова стала замерзать. Из окон рвался наружу электрический свет, манил своим теплом.

- Про два озера говорят: «Седой Каспий и Седая Ладога»!

— А про Байкал? Слышала, его тоже называют седым, — он пожал плечами.

Мы стояли рядом, касаясь друг друга, то ли чрезмерная близость вызывала трепет внутри, то ли я подрагивала от холода, но Ник почувствовал это.

— Ты вся дрожишь! — Он повернул меня к себе и сгреб в охапку. — Так и не согрелась? Что же делать, как разогреть тебя? — Наклонился и навис надо мной вплотную, казалось, еще мгновение, и он коснется губами лица.

— Может, пойдем, где теплее? — прошептала я и почувствовала, как он отпрянул, словно обжегся о мои слова, но тут же взял себя в руки.

— Я чертовски голоден, если не ошибаюсь, мы сегодня только перехватили по чашке чая?

Голос звучал отчужденно. В который раз я задалась вопросом: что же все-таки происходит внутри него? Почему Ник играет со мной в кошки-мышки? Но пока разгадать эту загадку я была не в силах.

Я представила уютную атмосферу корабельного бара.

- Пойдем скорее, а то тебе придется работать за двоих. — Ник усмехнулся, но тем не менее это немного разрядило обстановку.

Нам повезло: в самом укромном уголке салона оставался единственный свободный столик. Следом за нами вошла парочка, но им уже пришлось искать пристанища в другом месте.

- Ты говорила, что проголодалась? — Ник недоумевал по поводу моего скромного заказа.

— Боюсь, если усилится качка, ужин не пойдет впрок. Поужинали мы в неловком молчании.

— Попросим принести кофе? — я вопросительно вскинула брови, когда он сложил приборы в тарелку.

— По-моему, это уже было, — намекнула я, чем вызвала у него искреннюю улыбку. — Я «за», только...

— Пусть его подогреют, — закончил он, передразнивая меня.

Мы рассмеялись, и былая неловкость рассеялась окончательно. Здесь было уютно и тепло, уходить не хотелось. Вальяжно развалившись в небольших креслах, мы с удовольствием пили крепкий кофе из миниатюрных фарфоровых чашек, разбавляя его коньяком. Разговаривали о пустяках.

Ник сидел у стены, электрический свет отбрасывал на ее светлом матовом фоне четкий силуэт тени. Сама не замечая, машинально не останавливаясь на деталях, за разговором я разглядывала его. Мягкое рассеянное освещение делало контуры несколько размытыми. Неожиданно я увидела, что от Ника распространяются лучи, ровное голубое свечение разливалось сантиметров на тридцать вокруг головы и плеч.

— А я вижу твою ауру, — заговорщицким тоном сказала я.

— Нисколько, она изумительного голубого цвета, очень чистого и достаточно насыщенного.

- Что ты говоришь, это занимательно! И как же она выглядит? — В его голосе звучала легкая ирония.

- Постоянно двигается, и стоит мне только моргнуть или сфокусировать взгляд на каком-то конкретном участке твоего тела, аура мгновенно исчезает, вернее, я перестаю видеть ее. Но, когда смотрю за силуэт на стену, как бы сквозь тебя, свечение снова появляется.

— Не преувеличивай, на твоем месте я не стала бы утверждать однозначно, хотя моя бабушка была ведуньей, — соврала я. Мне не понравилось, что он иронизирует надо мной. — Если не ошибаюсь, возможность видеть ауру — врожденная особенность человека, и ясновидением в этом смысле обладает каждый. Все просто: глаз выполняет две совершенно различные функции. Первая, когда свет воспринимается глазом, далее сигнал поступает в мозг через глазничный нерв, и осуществляется то, что мы называем обычным зрением. Вторая, когда свет воспринимается рецепторами сетчатки — информация передается непосредственно на гипоталамус и воздействует на гипофиз, тогда осуществляется аурическое зрение. От этого обостряется так называемое шестое чувство. Эту гипотезу выдвинул Джон Отт еще в шестидесятых годах.

- А что означает голубой цвет? — уже более доверительно спросил он.

— Говорит о склонности к общению и логическому мышлению, указывает на мощную психику и развитый интеллект, способность к интуиции. Ты знаешь, что термин «аура» происходит от греческого слова «авра» — дуновение, бриз? Ауру создают энергии, излучаемые структурами человеческого организма, поэтому она содержит наиболее полную информацию о личности, образе жизни, мыслях, чувствах и настроениях человека. Примечательно, что тело невозможно обмануть, поэтому аура всегда отражает фактическое состояние человека «здесь и сейчас».

- Припоминаю... — он сделал паузу. — Кажется, в детстве я иногда замечал свечение вокруг предметов.

— Аура есть у живых существ и неживых предметов.

— Я не обращал внимании на эту способность, думал, это зрительный феномен, — он пожал плечами. — Может, заняться этим серьезно? А вдруг это будет иметь практическое применение в жизни?

— Целенаправленно развить умение читать ауру и трактовать смысл увиденного? Почему бы нет? Мне казалось это сложным до тех пор, пока не прочла пару книг, где обычные люди очень доступно делились удивительным опытом. Скажу тебе — на деле это достаточно просто.

— Так чего ж мы зря тратим время? Говори, что делать, или для этого надо принять торжественное посвящение в ученики? — Ник проявлял нетерпение и явный интерес, хотя и облекал слова в шутливую форму.

— Начинать легче с партнером, а в дальнейшем можно рассматривать свою ауру в зеркале. Расположиться в удобном месте, желательны белый или нейтральный фон и рассеянное освещение, расстояние от объекта до стены — полметра, до тебя — два с половиной—три метра.

— Это не принципиально, но лучше, если он будет у тебя за спиной, важно, чтобы отдельные концентрированные лучи не попадали в глаза. Конечно, работать легче в спокойном, уравновешенном состоянии. Используй известный тебе способ релаксации, чтобы полностью расслабиться и освободиться от напряжения. Мне, например, помогает на две-три минуты закрыть глаза. Ощутить себя на природе, представить восход солнца и сделать несколько глубоких вдохов-выдохов. Пройтись внутренним взором по всему телу от пальцев ног к ступням и далее до макушки, чувствуя, как поочередно расслабляются все мышцы, до тех пор, пока не наступит полное расслабление. В это время активизируется правое полушарие мозга.

- Главное, фокусируй взгляд на стене, а не на объекте, словно глядишь сквозь него. Здесь работает периферическое зрение.

- Вглядываясь сквозь силуэт, ты очень скоро заметишь неясный белый или серебристый ореол, который отходит от тела всего на несколько сантиметров. Скорее всего ты увидишь ауру вокруг головы и шеи, так как одежда будет мешать разглядеть свечение вокруг остальных участков тела, к тому же голова является центром энергетического излучения, и соответственно увидеть вокруг нее ауру намного легче. Попробуй сам и воочию убедишься, что обладаешь способностью аурического зрения.

- Если все так просто, как ты говоришь, у меня наверняка получится. Может, поменяемся местами?

Он нетерпеливо встал из-за стола, мы пересели.

- Настройся... - я подождала минуту. — Теперь представь, что ты совершенное существо, и лениво, с удовольствием открой глаза.

Некоторое время он примерялся расфокусировать взгляд, но со стороны казалось, будто он упорно смотрел куда-то мне за плечо. Я отвлекала его разговорами, чтобы он мог расслабиться.

— Чаще аура видна на расстоянии от полуметра до полутора метров вокруг тела. Ты, наверное, знаешь, чем духовнее человек, тем объемнее его аура. Говорят, аура Будды, Иисуса и Мухаммеда распространялась на несколько километров, но это также зависит и от способностей видящего.

- Не сомневаюсь, ты в отличие от меня ни за что не прошла бы мимо них, — колко заметил Ник. У него не получалось, и он расстроился. — Что еще может помочь, ты ни о чем не забыла?

— Ты слишком стараешься и, видимо, непременно хочешь получить результат. Давай так, ты перестаешь стараться увидеть что-либо и просто будешь пить свой кофе, как бы невзначай посматривая мне за плечо, но не сосредоточиваясь при этом, а я стану развлекать тебя дальше, может, так у нас что-то получится?

— Хорошо, я расслабился. Расскажи что-нибудь еще об этом.

— Знаешь, при правильном дыхании аура расширяется, поэтому я постараюсь дышать равномерно и глубоко и оставаться непосредственной и расслабленной. Когда я стала заниматься по книжкам, мне пришлось тренироваться с зеркалом, потому что не было партнера. Как видишь, в этом отношении тебе легче, — пошутила я, — тебе хоть есть над кем поиздеваться. Первое время бывает интересно разглядывать себя в зеркале, тем более что аура меняет цвет в зависимости от настроения, эмоций и времени дня, но на самом деле цвет быстро исчезает, когда «выходишь на улицу». Помню, брела по тротуару, было не очень много народу, и мне удалось выбрать двух бабулек, которые шли довольно медленно. Вначале я никак не могла приноровиться, но потом сумела поймать момент и увидела вокруг одной из них желтое свечение, оно исходило от всего тела, а...

— Вроде вижу! — оборвал меня Ник. — Белая тонкая полоска вокруг головы и правого плеча, силуэт неровный и все время меняет форму. Но почему нет цветов?

— Говорила же, что это не так сложно, — обрадовалась я. — Это эфирное тело, оно наиболее плотное, поэтому его увидеть легче всего. Не расстраивайся, если сразу не удастся различить цвета, через несколько занятий наверняка сможешь наблюдать переливающуюся цветами ауру во всем великолепии. — Я поставила чашку на стол.

— Ты все испортила, — Ник закрыл глаза и помотал головой, — как только ты зашевелилась, все пропало.

— Просто ты не был готов, ведь если слегка раскачиваться из стороны в сторону, аура будет двигаться вместе с телом. Я говорила, что в движении видеть ауру сложнее, тебе просто надо привыкнуть удерживать особое расфокусированное положение глаз.

— Когда я моргал, аура исчезала и снова восстанавливалась. Так было несколько раз, потом несколько секунд я мог видеть ее отчетливо, и в тот самый момент, когда она перестала «плавать», ты изменила положение, это нечестно. — Он сделал вид, что рассердился.

— Послушай, я вообще не стремлюсь обучать кого-то, не дай Бог выступать в роли наставника. Мне кажется, всегда имеет смысл найти профессионалов или книги, написанные ими. Я просто помогла понять, что твои возможности чуть шире, чем ты думаешь, не более. — Теперь уже я расстроилась. — Может, займемся чем-нибудь другим?

— Сидеть в кафе намного приятнее, чем в нашей убогой каюте.

— А по-моему, мы слишком засиделись. Ник загадочно улыбнулся.

— Думаю я знаю, чем нам заняться, — сказал он заговорщицким тоном и вызывающе посмотрел на меня.

— Я хочу тебя... — он выдержал короткую паузу, — пригласить на танец.

— Здесь, в баре? Посмотри, никто не танцует, наверное, здесь не принято, — я замахала руками.

— Разве нам есть дело до их представлений о том, что правильно, а что нет? Мне хочется танцевать с тобой, — и, не слушая возражений, потянул меня на середину.

Правда, мелодия играла удачная. Не медленная и не быстрая — в стиле ритмичного блюза. Я люблю танцевать именно под такую музыку, потому что в ней можно выразить через пластику игру чувств.

— Получаю истинное удовольствие от того, как ты двигаешься, — шепнул он, приблизившись в очередной раз. Я ускользнула в сторону.

— Мне тоже приятно быть с тобой, ты всегда смотришь в глаза и поддерживаешь эмоциональный контакт.

- Тогда где же задор, страсть? Почему сегодня ты так зажата, тогда в баре ты была намного раскованнее?

— Я неловко себя чувствую, на нас все смотрят. — Боковым зрением я отметила, что присутствующие бросают заинтригованные взгляды в нашу сторону.

- Не стесняйся получать удовольствие от танца, дай возможность телу двигаться так, как оно хочет.

- Ник, прекрати! Нас и так съедают глазами вместо десерта.

- Ну и пусть завидуют, если им мешают танцевать собственные комплексы — это их проблема. — Он интимно понизил голос, добавляя к нему нотку томной сексуальности: — Хотя, может, кто-то из них получает удовольствие, глядя на нас.

Я расслабилась, плавно двигаясь в такт музыке, и подумала: «А что, если мы действительно неплохо смотримся? Он профессиональный танцор, я не дурна — в целом отличный дуэт!».

Музыка закончилась, и Ник потянул меня к столику.

— Давай лучше проверим, что у них за дискотека, -остановилась я на полпути.

— Хорошая идея, наверняка там можно оторваться.

Мы отправились в зал. К нашему приходу в нем скучало человек пятнадцать — в основном тинейджеры. Часть из них вяло двигала телами под нехитрую попсовую композицию, а большинство сидело на скамейке у стены. Было темно, только на столике у диск-жокея разноцветными лампочками мигала самодельная цветомузыка, разбрасывая блики по залу.

- Ник, что-то мне здесь не очень нравится, такое ощущение, что мы попали на сборище диахориков.

— Это определение придумал мой близкий друг, такой называет тех, кто «ни рыба ни мясо». Диахорики — это люди без стержня, неосознанные, не выделяющиеся из массы —в общем, серые мыши. Посмотри, как они танцуют. По всему видно, что, с одной стороны, выставляют себя напоказ, а с другой — боятся, что их недооценят.

- Вылитые диахорики, — рассмеялся Ник, — подожди, мы сейчас все изменим.

Он направился прямиком к диск-жокею. Пару минут они о чем-то разговаривали, затем музыка сменилась, из колонок раздался рок-н-ролл.

- Ну что, теперь порядок? — крикнул он через весь зал и пошел ко мне, задорно приплясывая на ходу.

Он так вилял бедрами, прихлопывая ладошами в такт, что устоять против его обаяния и напора было невозможно. Настроение пошло вверх, постепенно зал заполнился танцующими людьми. Я посматривала по сторонам. Вслед за нами народ раскрепостился и стал энергичнее.

— Да, наконец-то можно дать себе волю, — кричал Ник сквозь заглушающую все музыку. В этот момент теплоход так качнуло, что мы и еще несколько человек, не удержавшись на ногах, повалились на пол. Зал грохнул от смеха.

— Даже не успела испугаться! Как видишь, уже танцую.

— Словно это был акробатический трюк! Пластичное, расслабленное тело само выбирает нужное положение, даже если вдруг падаешь или прыгаешь!

Мы протанцевали без остановки пару часов, не было ни одного медленного танца. В зале стало душно, моя блузка намокла и прилипла к телу.

— Давай остановимся, пока ноги и тело не начало ломить от усталости, — взмолилась я.

- Ого, погода меняется, как бы завтра нам не пришлось бродить под дождем. Ты прихватила резиновые сапоги и зонтик?

— А как ты думаешь? — не без иронии огрызнулась я. Но вместо ответа Ник взялся за перила, перевернулся за борт и повис на руках.

— Ты с ума сошел, вылезай обратно! — заорала я, кинувшись к перилам.

- Не забывай, я танцор, а у танцоров сильные руки.

— Не стоит долго стоять на ветру, — я поежилась от очередного порыва, — мы мокрые, так легко и простудиться.

- Идем в каюту. Никак не успокоюсь, внутри все бурлит, — он несколько раз глубоко вдохнул, медленно выпуская воздух из легких, приводя себя в равновесие.

Был третий час ночи, я взяла полотенце и направилась в душ. Под струей горячей воды я вспоминала прошедший день. Сердце билось слегка учащенно, настроение отличное, радость подбрасывала меня изнутри, булькая, как кипяток в чайнике.

Воспоминания предыдущей ночи и откровенные ухаживания Ника будоражили кровь и отзывались в теле сладкой истомой. Я предвкушала, чем закончится вечер.

«Не будь дурочкой, — предостерегал внутренний голос, стараясь удержать полет разбушевавшейся фантазии. — Любой мужчина попадется на удочку полового инстинкта в такой романтичной обстановке и будет стремиться забраться к тебе в постель»,

«Только не Ник, — заспорила другая частичка меня, — если он делает что-то, так понимая всю ответственность. Он же говорил, что избегает случайных отношений!»

«И что из того? Не забывай, он всего лишь мужчина, легко подвергаемый искушениям желаний и страстей».

«Так в чем же истина? В том, чтобы взять себя в железные рукавицы и запретить следовать за желанием? Или

идти путем ненасилия и предаться соблазну, когда уже не можешь устоять? Но не связывать себя надеждами и иллюзиями, просто здесь и сейчас расслабленно принять ситуацию и наслаждаться, брать что идет?»

Я вышла из душа. Голова трещала под напором двойственного внутреннего диалога.

«Мудрые говорят, что на пути порой случаются остановки, чтобы утром, набравшись сил, тронуться дальше к своей вершине. В конце концов я четко осознаю цель и не готова из-за дурацких заморочек уклоняться от нее. — Я стояла у дверей каюты. — Маразм какой-то».

Покачала головой, стряхивая наваждение, и вошла. Из-под одеяла доносилось мирное посапывание.

«Вот и решение проблемы. Как все просто, главное, доверять действительности!» — Я забралась в кровать и моментально уснула.

Наутро случился прекрасный повод лишний раз убедиться, что все мои тревоги — только мыльные пузыри. Ник не строил в отношении меня никаких интимных планов. За завтраком он был абсолютно спокоен,

— Какая программа на сегодня? — Я взяла хлеб и густо намазывала его маслом.

— Пока ты умывалась, экскурсовод объявил, что через полчаса прибываем на Валаам. До обеда нас ждет пешая прогулка с посещением скитов и часовен, а после поедем на соседний остров осматривать еще что-то.

За окном было прекрасное утро, изумительное в своей холодной северной красоте. На озере установился штиль, вдалеке уже видны были очертания островов. Теплоход, изредка подрагивая всем корпусом, держал курс на них. Я с аппетитом приканчивала бутерброд, когда Ник как-то очень таинственно поинтересовался, как мне вчера спалось. Я не заметила подвоха и ответила, что отлично, на что он мягко сказал:

— Хочешь послушать притчу? Вспомнил на досуге перед сном.

— Да, пожалуйста, — тут я несколько удивилась, еще не бывало, чтобы Ник вот так сразу начинал с философских рассуждений.

— Один мулла хотел уберечь свою дочь от всех опасностей жизни. Когда пришло время и красота ее расцвела как цветок, он решил рассказать ей, как много в жизни встречается подлости и коварства. «Дорогая дочь, подумай о том, что тебе сейчас скажу. Все мужчины хотят только одного...». — Здесь Ник сделал паузу, многозначительно посмотрев на меня, но я и так уже была обескуражена.

Первого предложения было достаточно, чтобы понять: он хочет путем метафоры сказать что-то важное, возможно, касающееся наших отношений, но почему не напрямик, а таким образом? Эта мысль повергла меня в еще большее замешательство. Так или иначе, я решила не подавать виду и внимательно слушала его.

«...Они хитры, коварны и расставляют сети, где только могут, — продолжил Ник. — Ты даже не заметишь, как погрязнешь в болоте их вожделений. Я хочу показать тебе путь, ведущий к несчастью. Сначала мужчина восторгается твоими достоинствами и восхищается тобой. Потом он приглашает тебя прогуляться с ним. Потом вы проходите мимо его дома, и он говорит тебе, что хочет зайти за своим пальто. Он спрашивает тебя, не зайдёшь ли ты вместе с ним в квартиру. Там он предлагает тебе сесть и выпить чаю. Вы вместе слушаете музыку, проходит какое-то время, и он вдруг бросается на тебя. Ты опозорена, мы тоже опозорены — твоя мать, я, вся наша семья опозорена, а наше доброе имя опозорено навсегда». Дочь приняла близко к сердцу слова отца. И вот однажды, гордо улыбаясь, она подошла к отцу и сказала: «Отец, ты, наверное, пророк? Откуда ты знал, что так все и произойдет? Все было, как ты и рассказывал. Сначала он восхищался моей красотой, потом пригласил меня погулять. Как бы случайно мы оказались около его дома. Тогда несчастный влюбленный заметил, что забыл свое пальто, и, чтобы не оставлять меня одну, попросил зайти вместе с ним в его квартиру. Как того требуют правила вежливости, он предложил мне чаю и скрасил время чудесной музыкой. Тут я вспомнила твои слова и уже точно знала, что меня ожидает, но ты увидишь, что я достойна того, чтобы быть твоей дочерью. Когда я почувствовала, что это мгновение приближается, то бросилась на него и обесчестила его, его родителей, его семью и его доброе имя!» — Ник исподтишка поглядывал на меня все время, пока рассказывал притчу, и наконец закончил: — Дорогая, вчера мне показалось, что ты почувствовала себя несколько двусмысленно, поэтому я сделал вид, что уснул, когда ты вернулась из душа. Может, я ошибаюсь, и если так, то заранее прими мои извинения, не хотелось бы тебя обидеть, но, по-моему, ты была близка поступить, как эта глупая женщина, а ведь ты мне почти как сестра...

Я слушала, в глубине все больше закипая. Его монолог отрезвлял, как ушат ледяной воды. И если недавно я терялась в догадках, почему Ник странно ведет себя, то теперь была уверена, что он нарочно провоцировал меня все это время.

- Ты же сама говорила — ты воин, открыто смотрящий в лицо своим слабостям и животным инстинктам, — он многозначительно поднял брови, - поэтому я позволяю себе быть откровенным с тобой, предполагая, что ты воспримешь это как должное.

От ярости у меня перехватило дыхание. Я ругала себя за то, что он устраивает мне выволочку как девчонке, и за то, что действительно была готова допустить возможность увлечься им. Я хотела провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть его насмешливых глаз, и готова была убить его. Самое смешное, я понимала, что он прав, и была благодарна ему. Но я не была бы женщиной, если не могла бы достойно выйти из этого положения. На моем лице не дрогнул ни один мускул, я знала, что потом со всей строгостью разберусь с собой, а сейчас решила: «Все, что творится в моей душе, останется со мной, в любом случае на поверхность выйдет только то, чему я позволю!».

— Даже не усомнилась, что ты спишь, — так посапывал, как младенец! — чистым голосом, словно сама невинность, ответила я. — А вот тебе не следует быть столь самоуверенным, по крайней мере до тех пор, пока снова не окажешься в моей постели, — я лукаво улыбнулась и доверительно понизила голос: — Может, мне не очень понравилось?

Я легко поднялась, с достоинством подала ему руку и продолжила со всей непосредственностью, на которую была способна, добавляя к голосу нотки некоторого превосходства:

— Прощаю тебе грязные мысли, поистине я тронута твоей наивной заботой о моем благочестии и о безупречном следовании пути. — Теперь он озадаченно смотрел на меня, вероятно, думая, что здорово вляпался со своими притязаниями на правосудие. — Признаться, у меня и в голове подобного не было, но я с благодарностью принимаю твое участие, это так по-дружески! — Я легко рассмеялась, благосклонно взяла его под руку и повела на палубу на прогулку.

«Вот так, дорогой, утерла тебе нос! - Мы прохаживались взад-вперед по узкому балкону. — Когда называю себя воином, искореняющим личные недостатки, это не значит, что перестаю быть женщиной! А в общем-то спасибо за своевременное напоминание и поучительный урок».

Я была довольна тем, как ловко обкрутила его, поставив в пику ему напоминание о том, кто первый проявил сексуальную несдержанность, да к тому же виртуозно задев мужское самолюбие.

«Как говорила Скарлетт О'Хара: „Об этом я подумаю завтра", сейчас не время и не место». И окончательно взяла себя в руки.

Теплоход приближался к берегу, оказалось, здесь была гряда островов, отрезанных друг от друга заводями. Строгая северная растительность покрывала их, начиная от кромки воды. Валаам — самый большой из них и самый живописный. Его берег перемежался то песчаной, то скалистой осыпью. У причала на пригорке стоял небольшой храм и несколько побеленных невысоких строений, напоминающих хозяйственные постройки. Так и оказалось: раньше в них размещались монастырская баня, спальные помещения и трапезная.

— В этом храме не проходят службы, зато сейчас здесь размещается хор, и вы можете послушать старинное церковное пение валаамских монахов, — сообщил нам экскурсовод.

Еще первые отшельники, появившиеся на этих островах, взяли за основу стихи храмовых православных песнопений и переложили их на местные мотивы, получились удивительные по красоте мелодии.

Мы вошли в храм. Внутри он оказался совершенно пустым, только по центру стояли в ряд несколько скамеек, на которых мы и расселись. Белые, без росписи стены плавным изгибом переходили в купол. Игра света и тени создавала на них свой нерукотворный рисунок.

— Даже лучше, что нет икон и настенных росписей, — прошептал Ник, — так возникают ассоциации с высшей чистотой.

— Мусульмане специально не делают изображений Божественной сущности, подчеркивая тем самым неспособность человека передать ее целиком.

— «Дабы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину... и не служили им» - это из Библии, -процитировал он.

— Мне кажется, человек не в состоянии осознать умом и выразить беспредельную форму Всевышнего.

— Они расписывают храмы орнаментом и сурами Корана. Я был в мечети — там, как и в любом другом культовом сооружении, все зависит от духа: храм храму рознь. Иной богато убран, но ни одного ангела под куполом.

— Да, теперь понимаю, что любое убранство лишнее. Храм должен быть пустой и чистый, без вмешательства человеческой мысли, тогда Божественное может наполнить его в полной мере, и от сердца прихожанина будет зависеть способность уловить непостижимое.

Мы шептались, стараясь говорить как можно тише, потому что малейший звук разносился по храму, эхом отражаясь от стен, и в пустом пространстве многократно увеличивал свою силу.

Появились певчие в рясах, в руках они держали раскрытые ноты. Все замерли, воцарилась тишина. Ведущий взмахнул рукой, и полилась мелодия. Это было нечто отличное от всего, что я слышала раньше в христианской церкви, где мне обычно кажется, что гимны пропитаны гаммой человеческих эмоций и несут в себе боль, страдание, тоску, страх. Слушая их, отождествляешься и начинаешь испытывать какое-то болезненное самоуничижение, синтез тоски и любви, замешанной не на избытке сердечных чувств и отдавании, а безысходном стремлении к недосягаемой святости. В церкви на меня всегда накатывает чувство, будто я раба, молящая хозяина о лучшей доле. Эти эмоции пробуждают жалость к себе, непроизвольное желание плакать и порождают иллюзию недостижимости Божественной благодати.

Но в пении валаамских монахов меня поразила прямая противоположность. Вместо обусловленных человеческих переживаний мелодия была полна силы — холодной и бесстрастной. Как будто ветер принес ее с просторов Ладоги или из глубины таежных лесов. В душе непроизвольно и естественно возникло состояние покоя и чистоты. Здесь уже не было раба: малая часть бесконечного, необъятного и непостижимого — это да; капля, оторвавшаяся от волны Великого Океана, таящая в себе

Удивительное переживание! Спокойный, гармоничный мотив раскладывался на многоголосье, отражался эхом и уходил ввысь. Душа увлекалась за ним легко и, словно на крыльях, поднималась в безграничные просторы бытия. Это была песня духа. Земные и небесные силы соткали ее строгий мотив, соединив воедино противоположные стихии и уравновесив их. Она, как по мановению волшебной палочки, устранила все противоречия, унесла сомнения, печали и слабости, наполнила уверенностью, возвышенным покоем, любовью и состраданием, исходящими от глубинного понимания бытия, мудрости, изобилия души.

Мы покинули храм наполненные, освеженные, помолодевшие, одухотворенные.

— Не хватает слов, чтобы передать все чувства, — Ник запрокинул голову и широко раскинул руки, будто хотел обнять весь мир, и я прекрасно понимала его, потому что сама испытывала то же.

Над нами в хрустально-голубом небе рассеялись перистые облака, прохладный ветер трепал волосы, забирался под блузку, казалось, его можно пить глотками, как из чистого горного ручья.

- Такая музыка могла родиться только в первозданной чистоте, в непосредственной близости к природе. Пойдем, — позвала его я, — наши уже ушли.

Все еще находясь под впечатлением, мы отправились Догонять группу, которая скрылась в глубине острова.

В общей сложности мы прошагали километров пятнадцать и к обеду вернулись на пристань. Нам показали несколько восстановленных скитов и часовен. Оказалось, скит — это шалаш или маленькая избушка, которую строил себе отшельник, покинувший монастырь, чтобы жить в одиночестве, а часовня служила молитвенным домом. Самое большое впечатление произвел мужской монастырь в центре острова, действующий до сих пор. Монахи ведут хозяйство, сажают овощи, выращивают скот, следят за лесом, который считается природным заповедником.

Потом нас на катере отвезли на соседний остров. Здесь возвышался огромный собор вековой давности. От постоянной сырости фрески его разрушились, и он пришел в запустение. Одинокий красавец, наполовину в строительных лесах, он производил удручающее впечатление. Казалось совершенной нелепостью, что на маленьком удаленном острове, всегда служившем убежищем для отшельников, построен столь величественный храм.

Вероятно, когда-то он не уступал богатым убранством столичным соборам. Подле него было возведено большое добротное подворье с монастырскими постройками и даже гостиницей для паломников. Несколько раз территория этих островов переходила от Финляндии к России, странно, что он остался цел. После второй мировой войны в гостинице разместили госпиталь для инвалидов, так и получилось, что сейчас тут живут в основном миряне. Госпиталя давно уже нет, а потомки заселенцев обслуживают архитектурный и природный заповедник и ухаживают за прекрасным парком, разбитым в округе.

— Так и думал, что большее впечатление на меня произведет природа этих островов, — сказал Ник.

Мы сидели на берегу в ожидании сигнала к отплытию.

— Так приятно расслабиться после целого дня суеты, бесконечного хождения по экскурсионному маршруту и наконец спокойно предаться созерцанию.

Нежаркое солнышко ласкало кожу. Все уже поднялись на теплоход, но мы не спешили — хотелось остаться на острове подольше.

- Да, представляю, как здорово пожить здесь некоторое время уединенно и просто, — задумчиво отозвалась я.

— Я бы тоже не отказался провести в палатке на острове хотя бы пару недель, но для этого потребуется взять разрешение у священников.

- Хорошо бы, да комары съедят, — я прихлопнула очередного. Солнышко скрылось, и они остервенело накинулись на нас. — Посмотри, все руки покрыты волдырями, -я протянула ему кисть.

Он похлопал себя по карману и вытряхнул горсть монет. Я взяла несколько и бросила в прозрачную стоячую воду бухты. Монеты упали на песок недалеко от берега.

— Чтобы снова вернуться сюда, — сказала я и подумала про себя: «В следующий раз уже со своим единственным».

назад		Лолита Нирдош "Путь к единственному"		вперёд
Общество изучения Ки - Москва , основатель - Мастер Коити Тохэй (10-й дан Айкидо) Син Син Тойцу сайт http://ki-moscow.narod.ru объединения души и тела Ки-Айкидо, Ки-Класс - тренировки, обучение, занятия в Москве
ДЗЭН, ДАО	БОЕВЫЕ ИСКУССТВА	ФИЛОСОФИЯ, РЕЛИГИЯ	ЭЗОТЕРИКА	ХУДОЖЕСТВЕННАЯ	ЗДОРОВЬЕ, ПРАКТИКИ

Лолита Нирдош

«Путь к единственному». Роман.

Лолита Нирдош "Путь к единственному"