Удар Солнца

или

Гири  чувство чести

Харакири и краденное солнце

Всем нам с детства знакома сказка дедушки Чуковского о том, как Крокодил слопал солнце, а Медведь выдавил из него солнце обратно — в виде плевка.

Представим себе теперь, что Медведь имеет над Крокодилом власти столько, что Крокодил уже при его приближении понимает всю безвыходность ситуации.

Представим даже, как Крокодилу становится стыдно при виде Медведя за свой необдуманный поступок.

Также вообразим, что Крокодил в детские годы в начальной школе читал следующее:

Крокодил — сын неба и земли. От природы он получает священное чувство сострадания к предметам, и это его чувство есть то, что мы называем крокодилолюбием, расчленяющимся в конечном итоге на пять взаимодействующих добродетелей.

Благородный Крокодил постоянно работает над расширением этого чувства.

Сопротивляясь природе неба и земли и теряя путь крокодилий, крокодил приближается к животному и не достоин уважения. Унижать ли свое тело — зависит от крокодила.

Таким образом, крокодил превосходит все твари, ему присущ путь крокодилий.

Когда у крокодила нет науки и он не знает пути, тогда не устанавливается путь крокодилий, и тогда бесполезно рождаться крокодилом. Два раза жить невозможно.

Предположим, наш Крокодил читал все это, проникся всем этим, и понятия морали стали для него настолько действенными, что, даже совершая безобразный и неразумный поступок, он будет в ужасе, если ему не дадут такой поступок исправить самолично, т. е. самому выплюнуть солнце, а, считая его невеждой, неучем, недокрокодилом, совершат над ним позорное насилие, оказав небу медвежью услугу. С этого детского примера мы бы начали внутри самих себя рассуждение о природе чести как правил смерти, рассуждение о том, что сэппуку не является самоубийством в христианском смысле слова и лишь является действием, проливающим свет на безобразные проявления жизни, возвращающим свет в небо, подобно Мартину Лютеру Кингу, «вернувшемуся домой», возвышающим низкую жизнь до одухотворенной смерти.

Сэппуку (харакири) есть вид почетного самоубийства, практиковавшийся между самураями, когда им не оставалось другого выхода, как умереть.

Бессмыслица смотреть на место, где совершается харакири, как на оскверненное.

Влачить этих людей к публичному месту казни по городу связанных, как обыкновенных преступников,— с тем, чтобы всенародно отрубить им головы, казалось невыносимо жестоко...

В период Камбун (1661—1673) князь Сакаи, во время путешествия по стране Бисю, нанял храм для совершения в нем харакири одному из своих приближенных. И тот, согласно приказанию, лишил себя жизни в храме.

Возможно, и весьма вероятно, что после прочтения приговора осужденный ... пожелает сказать несколько последних слов главному свидетелю. Будет ли он выслушан или нет, зависит от формы и содержания того, что он имеет сказать.

«Господа, я ничего не имею сказать, но так как вы были так добры подумать обо мне, то я был бы премного обязан вам, если бы вы передали то-то и то-то таким-то и таким-то лицам».

Просим извинения у читателей за предыдущие цитаты, мы, наконец, вспомнили, что рассказываем не о людях, а о Крокодилах. Итак...

Когда крокодил убил другого, заранее приготовясь понести все последствия за свой поступок, то казнь такого крокодила должна быть произведена со всей

честью. Когда крокодил убивает другого на месте в припадке необузданной страсти и потом бывает сам ошеломлен и поражен своим поступком, нет нужды прилагать такое старание к ведению всей церемонии со щепетильной точностью.

Однако, хотя бы он был самый смелый крокодил, то и тогда при близости смерти обычное хладнокровие может оставить его, и медлить с его казнью значило бы, по всей вероятности, заставить мужество осужденного изменить ему.

Некоторыми указываются четыре момента, удобных для удара мечом: первый — когда секундант отходит, отдав поднос с кинжалом; второй — когда осужденный притягивает к себе поднос; третий — когда он берет кинжал в свою руку, и четвертый — когда он делает порез живота.

Короткий меч, которым делалось сэппуку, не должен был знать до того чужой крови. Он был как последняя — только для себя — пуля в барабане отчаянно оборонявшегося от жизни человека. Этот меч не должен был при жизни быть осквернен несправедливостью. Им нельзя было пользоваться, даже если при себе не было другого.

(неПУТЬёвый сайт Вишнякова Андрея- электронная библиотека)

Есть закон, по которому тот, кто живет мечом, от меча и погибает.

 Длинным мечом отрубается голова во время харакири.

Жизнь полна превратностей, а власть — несправедливостей.

Со временем титул хатамото — подзнаменных сегуна — был упразднен и те, кто несколько месяцев тому назад имел этот титул, были разорены и рассеяны по всей стране; и из этого гордого, высокомерного и богатого класса в Японии они сделались беднейшими из бедняков.

Таким образом, разошлись по всей стране около 80 000 крокодилов.

А жалование чиновникам платилось рисом.

Пожалуй, рассказав столько о придуманных Чуковским Крокодилах, мы нашли, и согласились с Конфуцием, отличие Крокодила от Человека и определили, хотя бы вкратце, ту тропу, перейдя через которую одно в другое превращается. Да простят нас Конфуций, а с ним и Мэн-цзы, за сказки, прочитанные нами в детстве. Мы больше не будем их (Конфуция и Мэн-цзы) пародировать, и сделали это не специально. Мы больше не будем.

Человеколюбие есть сострадание. Сущность его —любовь, проявление его — добро.

Действовать в интересах других, не обращая внимания на свою собственную пользу, напрягать свои силы для общего блага — это не только хорошее, справедливое дело, но и долг. Таким образом, все хорошее, справедливое есть долг, есть то, что человек должен делать.

Долг есть смысл и закон явлений жизни, долг есть прямота души и поступков, долг связывает между собою священными узами приемных родителей и приемных детей. Долг есть справедливость, и по долгу мы должны делать то, что должны делать, несмотря на всевозможные для нас неудобства и неприятности, по долгу же мы не должны делать того, чего не следует нам делать, хотя бы нам удобнее было поступать по-другому.

Спрашивается, где искать корни четырех основных добродетелей? Откуда они получены человеком?..

Корни их у неба. Они исходят от неба и прирождены поэтому человеческому сердцу.

Путь небесный со времен незапамятной древности все тот же самый и осуществляется безостановочно. Чередуются весна, лето, осень и зима; вращаются звезды и светила небесные; сменяются прохлада, зной, тепло и холод. Все многоразличные твари и растения остаются неизменными, из года в год не меняя ни формы, ни окраски, и во веки веков цветы персика будут красными, цветы сливы — белыми.

Движение неба и земли, природа человека не изменяется во веки веков.

Поэтому если спросите об источнике четырех добродетелей человека — они исходят от четырех добродетелей неба, и небо, и человек — одно.

Хотя человек для нас уже и не крокодил, но люди бывают разные.

Истинное знание, по бусидо, приходит только тогда, когда ассимилируется в уме читающего и выражается в его характере. Отсюда тот, кто останавливается на самом знании, был, по бусидо, не больше, как машина, которая может поставлять поэмы и правила по требованию. «Знать и делать — это то же самое».

Если бы бусидо не требовало другого острого и сильного чувства: смелости, храбрости и терпения, гири даже могло бы прикрывать трусость. «...Оно так прекрасно, что масса подозрительного прикрывается его именем...» Перешедшее границы здравого смысла, гири с течением времени приняло значение какого-то смутного сознания обязанности и долга, которые, по общественному мнению, должны быть выполнены. А в начале гири обозначало «справедливый принцип», обязанность простую и естественную — по отношению к родителям, к старшим, к обществу, к близким.

В японской поэзии эти чувства служат темой для стихов.

Другими словами, первый этап возвращения человека к Крокодилу и обратно на этапе после появления высоких понятий — это обыкновенное фарисейство. И редко какой Завет от него спасает.

А редкий образованный человек не был художником или поэтом. Нередко можно было видеть, как марширующий солдат вдруг останавливался, вынимал письменные принадлежности и набрасывал оду; такие сочинения, бывало, находили в касках или под нагрудниками воинов, павших на поле брани.

Из дальнейшего мы увидим, что даже в древние времена разумные люди успешно боролись с поэзией.

Когда характер, а не ум, когда душа, а не голова, избирались учителем предметами, которые надлежит развивать, считалось, что такой учитель есть действительно учитель по призванию. «Родитель — тот, кто произвел меня на свет, учитель же тот, кто делает меня человеком».

Первой заботой при воспитании самурая было выработать характер, считая второстепенным развитие ума, дара слова и благоразумия.

Учитель представлял собою пример самообладания.

Рыцарство — не экономно, оно даже выставляет на показ свою бедность......

Высшее проявление умения владеть собой выразилось в возникновении странного и даже смешного, на взгляд европейца, института харакири.

На основе всего вышесказанного мы, пожалуй, взялись бы утверждать, тем более, что по выражению Сато никто из японцев сам не знает, откуда взялось сэппуку, что это не самоубийство, а жертва с целью возвыситься до божественного мира мертвых и приобщиться к нему, жертва, возможно являющаяся рецидивом древних солнцепоклоннических ритуалов в феодальные времена (культы Солнца часто предполагали вырезывание внутренних органов у людей). Не так ли с религией синто?

Синтоизм — это путь богов, культ богов.

Все человеческие действия, хорошие или дурные, управляются мертвыми.

Центральной фигурой японского национального пантеона, как известно, является богиня солнца Аматэрасу оомиками — Небо Озирающая Великая Священная Богиня. В качестве враждебного ей начала выступает, как бог урагана, Сусаноо-но микото.

В этом мифе Сусаноо с самого начала выступает по отношению к Аматэрасу как Крокодил. Когда он появился, она спросила о цели прихода. На это он ответил, что дурных намерений у него нет, и предложил доказать это способом рождения детей.

Считая себя победителем и придя в неистовство, Сусаноо уничтожил границы между рисовыми полями и оросительные канавы... Сидевшая за ткацким станком Амэ-но мисооримэ — Небесная Священной Одежды Ткачиха — думала встать, но так как промедлила, была убита челноком станка.

Это так напугало Солнце — Аматэрасу, что она спряталась в небесном гроте...

Глянул заинька в окно, стало заиньке темно.

(неПУТЬёвый сайт Вишнякова Андрея- электронная библиотека)

...А потом, когда Футодама-но микото держал в руках полоски материи, Амэ-но Коямэ-но микото читал большие заклинания и Тадзикорао-но ками спрятался у двери грота, Амэ-но Удзумэ-но микото из растения хикагэкадзура с Небесной Сияющей Горы сделала тасуки, растением масакикадзура украсила волосы

Другими словами, «рано-рано два барана застучали в ворота...»

и стала танцевать на опрокинутом пустом чане, где, одержимая духом (божеством), обнажила груди и половые органы, сбросив набедренную повязку.

Он и злобен, и зубаст, он нам солнца не отдаст.

От этого все небо пришло в движение, и все боги захохотали.

Аматэрасу высунулась, увидев свое изображение в зеркале. Этим воспользовался спрятавшийся за дверью Тадзикорао-но ками и схватил богиню.

На состоявшемся затем совещании богов Сусаноо отрезали его великолепную бороду, вырвали ногти на руках и ногах и выгнали.

Он и мял его, и ломал его:

«Отдавай, подлец, наше солнышко!»

Таково, в общих чертах, содержание мифа.

Если небо и земля — мать и отец, человек — душа творения.

Аматэрасу — солнце, Сусаноо — ураган, боги — люди. Люди вмешиваются в борьбу стихий: извлекают солнце (Аматэрасу) из грота и прекращают ураган (низвержение Сусаноо с неба).

Вот тебе, бабушка, и харакири — смерть преступника и извлечение солнца из грота. Только для этого живот должен вспарывать не медведь, а Крокодил, превратившись перед тем в Человека.

Магическая сила по-полинезийски «мана». Она считается чем-то пропитывающим предмет. И это слово лежит в основе «манава», что значит «живот», «внутренние органы тела». Аналогичным словом у японцев является «тама» — от него образовано слово «тамаи» — «рвота». Степень человеческой способности переносить что-либо, по мнению японцев, зависела от того количества тама, которое человек имел.

Теперь — о насильственной стрижке головы. У Крокодилов на голове волосы не растут, поэтому им не дано ее испугаться.

Некий преступник бесстрашно сносил самую утонченную изобретательность его мучителей, пока он не увидел около себя хирурга с парою больших ножниц... чтобы срезать его волосы... и чистосердечно сознался во всем.

При необходимости порядок и ритуал харакири выверяется просто, как по камертону: харакири нужно делать так, как делалось сорока семью ронинами. Попасть в их компанию нетрудно:

«Когда я нашел тебя лежащим пьяным на улице Ямасино в Киото, я не знал, что ты в душе готовишь свой план мщения врагу своего господина, и, считая тебя за бесчестного человека, я пихнул тебя ногой и плюнул тебе в лицо. Теперь я пришел попросить у тебя прощения и искупить свою вину перед тобой».

С этими словами враг одного из героев оканчивает жизнь тем единственным магическим образом, который возвышает его над живыми и приобщает к оскорбленному им. Ибо миром правят мертвые.

Отсутствие солнца, по мифу из «Кодзики», прекращает деторождение, устраивает празднество разрушительных сил. Очень нехорошо по воле страстей оскорблять женщину, а тем более ее пугать. «Не шути с женщинами. Эти шутки глупы и неприличны. К. Прутков».

Императоры происходят от Великой Священной Богини, Озаряющей Небо. «Век государей,— поется в народном гимне,— простирается из тысячи веков в восемь тысяч веков, пока мелкий щебень не станет скалой и мох его не покроет».

Верность господину создает благополучие слуг и государства.

Добродетели не менее заразительны, чем пороки.

Но дни бусидо уже сочтены.