П. Вацлавик  

Как стать несчастным

без посторонней помощи

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Первое, что сделало это смешное существо — пожалуй, самое смешное из всех существующих на свете,— как только поднялось на задние лапы и схватило передними палку, так сразу же нарекло себя homo sapiens, или человек разумный. А затем сорок тысяч лет (по некоторым данным, даже больше) исключительно тем и занималось, что доказывало абсолютную несостоятельность хвастливого самоназвания.

Как только два таких существа сходились вместе и при этом случайно оказывались противоположного пола, они тут же образовывали так называемую семью и начинали отравлять жизнь друг другу с такой изобретательностью, что становились общим посмешищем, хотя обоим было не до смеха.

Как только таких существ собиралось побольше, они создавали так называемое учреждение, и тут уж взаимоотравление жизни становилось настолько масштабным, что сами же сотрудники обычно именовали свое заведение серпентарием, или, в переводе с латинского, гадюшником.

Наконец, как только существа собирались толпами, они тут же начинали так называемые захватнические войны — занятие наиболее бессмысленное и наименее смешное, потому что после каждой войны оставались лишь горы трупов и никаких других видимых результатов. И даже в этом случае они все-таки ухитрились поставить себя в смешное положение, нагородив такую гору вооружений, что достаточно малейшей неосторожности, чтобы на Земле не осталось ничего живого.

Главное же, неистощимая изобретательность homo sapiens позволила перейти, так сказать, на самообслуживание и начать отравлять жизнь себе самому без посторонней помощи.

Долгое время высокоразвитое искусство подобного самообслуживания оставалось без должного научного осмысления, но вот появился человек, автор настоящей книги, и вознамерился восполнить этот пробел.

Павел Вацлавик — известный ученый-психолог и психиатр, видный специалист по социальной психологии, автор монографий и научно-популярных книг, переведенных на многие языки*. Родился в 1921 г. в Австрии, получил образование в Европе, работал в Швейцарии, с 1967 г. живет в США. (*См., например: WatzlawickP. Die Moglicheit des Andersseins. Zur Technic der Therapeutishen Kommunika-tion. Bern, Huber, 1977; WatzlawickP. How real is real? N.-Y., 1976; Watzlawick P., Weakiand J., F i s с h R. Losungen. Zur Orie und Praxis Mescheichen. Wandels. Bern. Huber 1985; Watzlawick P. a. o. Pragmatics of human communication. N.-Y., 1967.)

Завоевавшая всемирную известность, став бестселлером в США, ФРГ, Англии, Франции, Италии и других странах мира книга П. Вацлавика «Как стать несчастным без посторонней помощи» — первоначальное название американского издания: «The Situation Is Hopeless, But Not Serious. The Pursuit of Unhappiness» — «Состояние безнадежно, но не серьезно. В погоне за несчастьем» — ближе к научно-популярному жанру. Пародируя очень распространенные на Западе издания типа «Как стать счастливым», «Как построить дом без посторонней помощи» и т. п., автор в остроумной манере, напоминающей популярную у нас книгу «Закон Паркинсона», пишет о вещах весьма серьезных и актуальных. Под видом практических советов тем, кто хочет освоить «технику отравления» собственной жизни и чувствовать себя глубоко, по-настоящему несчастным, описываются реально существующие в каждом из нас психологические «механизмы», повинные в тягостных ощущениях беспричинной неудовлетворенности, наваливающегося несчастья и приводящие порой к неврозам и стрессам. Помочь читателю осознать эти опасные «механизмы», вместе посмеяться над своими собственными «страхами», показать, насколько наше счастье, душевное здоровье зависит от нас самих,— вот цель и смысл настоящей книги.

Автор базируется, понятно, в основном на западноевропейских и североамериканских материалах. Если бы он обратился к примерам из нашей жизни, то книга, наверное, получилась бы убийственно смешной, ибо по части искусства сделать свою жизнь несчастной равных нам в мире не было, нет и, скорее всего, не скоро еще будет. Подобно тому как мы упорно проезжаем на дорожных перекрестках на красный свет, оставляя в буквально-статистическом смысле сто жертв вместо одной, с настойчивостью, достойной лучшего применения, мы движемся на красный свет и на всех мыслимых жизненных перекрестках. Количество жертв тут просто не поддается ни счету, ни описанию. Что мы ни делаем на дорожных перекрестках — и дороги непроезжие, и машины, ползущие со скоростью пешехода, втрое медленнее, чем на Западе, и гаишники на каждом шагу (не говоря уже о пожилых матронах с тяжеленными хозяйственными сумками в руках и с алой повязкой «Народный дружинник» на рукаве),— ничего не помогает. А ведь на жизненных перекрестках человек предоставлен самому себе: нет ни гаишников, ни дружинников — ни души. Выруливай сам, как умеешь. Ну и выруливаем...

Первая глава предлагаемой вниманию читателя книги называется «Главное — всегда быть верным себе и ни за что не сдаваться», или, в переводе на более современный русский язык, «Не могу поступиться принципами». Нет, в данном случае речь идет вовсе не о трескучих фразах, бездумно выкрикиваемых по наущению людей, чьи «принципы» сводятся к тому, чтобы урвать спецквартиру, прорваться в спецстоловую и почить на спецкладбище, доведя все вокруг до полного развала. Речь о жестких шаблонах, стереотипах нашего сознания и поведения, впитанных с молоком матери или с водкой в компании много лет назад, когда был еще большим несмышленышем, нежели сейчас (хотя в то, что большим, трудно поверить), и бездумно применяемых в совершенно иных, новых жизненных ситуациях, как говорится, «рассудку вопреки, наперекор стихиям».

В этой краткой главе автор ограничился самой общей постановкой вопроса, по нашему мнению, надеясь, что читатель до всего остального, из абзацев этой главы вытекающего, додумается сам. А вообще-то он мог развернуть главу в пухлый том, нашпиговав примерами по самому широкому диапазону, начиная с презренной физиологии и кончая таинственной психологией, по сравнению с которыми любой фильм ужасов выглядел бы очередным выпуском «Ну, погоди!». Ну, например, как человек, пошедший на вторую сотню килограммов, остается верным себе и никогда не отступается от возможности добавить к своему весу еще килограмма по два-три утром, днем и вечером. Или, привыкнув курить в школьном туалете, чтобы выглядеть взрослым, не желает отвыкать от этой привычки, даже став таковым (чисто физиологически, не более, разумеется), и, несмотря на угрозу рака гортани, легких и всего иного, что восстает в организме против столь зверского изнасилования его природы, «всегда и во всем остается верным себе» (с. 18). Или, раз навсегда усвоив хамскую манеру поведения в отношении всего нижестоящего и холуйскую — в отношении всего вышестоящего, продолжает вести себя тем же манером в собственной семье, в компании, повсюду, где никаким «нижестоящим-вышестоящим» вообще не пахнет. Естественно, с самоубийственными последствиями.

Библиотека сайта http://ki-moscow.narod.ru

А сколько из нас до самой смерти продолжает цепляться за какую-то одну-единственную (и, как правило, идиотическую) мысль, чудом пробравшуюся в незапамятные времена сквозь непроходимые чащобы мозговых извилин, когда все вокруг вопиет против нее?

Сколько «остается верными себе», умножая собственные несчастья — и если бы только собственные! — приближая собственную

смерть? Зато умирает человек с улыбкой на устах, в гордом сознании того, что, как говаривал в сходных случаях Генрих Гейне, все свое невежество он приобрел не как-нибудь, а собственными силами.

В том же духе построены остальные 13 глав книги П. Вацлавика. И почти в каждой главе есть сюжеты, по которым можно было бы поспорить с автором (подозреваю, что именно этого автор и домогается от читателя).

Вот, например, в главе «Четыре способа игры с прошлым» наглядно показано, как можно превратить в безотказный и неисчерпаемый источник страданий свое прошлое. Самый надежный и доступный даже для начинающих способ — идеализация минувшего. «Да, были люди в наше время — не то, что нынешнее племя!» — говорит старый солдат в стихотворении М. Лермонтова «Бородино» и не подозревает, что причисляет себя тем самым к адептам историко-философской концепции социального регресса, согласно которой золотой век всегда позади — касается ли это человечества или отдельного человека, безразлично. Насколько деморализует подобная концепция и человечество, и человека, не прихо-дится говорить. Но беда в том, что противоположная концепция — безудержного прогресса любой ценой — тоже не подарок. Автор вполне мог бы дополнить свою главу еще четырьмя или даже больше способами игры с прошлым, когда от него неправедно напрочь отрекаются якобы во имя настоящего и будущего. В итоге единственное рациональное зерно человек легкомысленно сбрасывается с ладони как нечто «отжившее».

Он заменяет моногамную семью вереницей скандальных разводов, старомодное времяем-кое письмо новомодным, очень экономным в смысле времени («давай как-нибудь созвонимся»), старомодные понятия Долга, Чести, Достоинства и пр. — новомодными понятиями Удобства, «Стыд не дым», Нужности («нужный человек») и получает в конечном итоге беспросветное одиночество (даже когда все время пребывает в компании «нужных людей»), чудовищный комплекс неполноценности и угрызения совести, если к тому времени от таковой у него что-нибудь осталось.

Так что прошлое — палка о двух концах: одним тебя может больно ударить, зато на другой можно надежно опереться в жизни. Смотря на какой конец обопрешься. Но это уже другой вопрос.

В последующих главах П. Вацлавик повествует читателям, какие минус-чудеса способна проделать с человеком его собственная мнительность. Если исцеляют внушением и даже самовнушением, то, вероятно, должна существовать процедура прямо противоположного характера. Действительно, мы видим воочию, как мнительность разрушает отношения между людьми и превращает в «руины» жизнь самого жизнерадостного сангвиника, совершенно нечувствительного ни к насмешкам, ни к обидам. «Мне показалось» — этого зловещего словосочетания бывает нередко достаточно, чтобы превратить дружбу во вражду и счастье в отчаяние. Классический пример с Владимиром Ленским из пушкинского «Евгения Онегина» у всех на памяти: мнительность стоила молодому поэту жизни. Могу дополнить примером из собственной жизни: хозяйке дачи показалось, будто женщина, которую она знала 20 лет и которой решилась продать свое недвижимое сокровище, не относится к ней с должным уважением. Дача немедленно была продана за полцены первому встречному, а обе дамы расстались навеки, причем одна из них так и не поняла, за что она вдруг попала в опалу. Мне известен также человек, которому показалось, будто его возлюбленная перестала относиться к нему с той же сердечностью, что и прежде. Из жениха он навечно сделался холостяком и, что еще хуже, из сангвиника — меланхоликом. Словом, примеров не счесть.

Однако справедливости ради автору хотелось бы несколько возразить. На наш взгляд, мнительность подобна желчи. Плохо, когда ее чересчур много, но не лучше, когда ее нет совсем. Всем хорошо известен персонаж, напрочь лишенный всяких комплексов, связанных с мнительностью. Он способен вторгнуться в кружок разговаривающих и перебить разговор каким-нибудь глупым анекдотом, а увидев, что от него отшатнулись как от умалишенного,— как ни в чем не бывало отойти и присоединиться к другой компании. Но ведь не все же одарены столь счастливым характером. Поэтому, если идешь просить что-нибудь у соседа, не зная стопроцентно всех особенностей его характера, и вдруг нарываешься на грубый отказ, вряд ли тебе полегчает от того, что ты не подумал о возможности подобного варианта заранее. Что касается меня, то моя профессия футуролога заставляет во всех случаях жизни предполагать сначала самое худшее, и я бесконечно радуюсь, что в действительности все оказалось не так скверно, как предполагал вначале,— как бы скверно ни было. Народная чешская мудрость учит нас: «Никогда не бывает так, чтобы не было еще хуже». Понимаю, что мой способ стать менее несчастным, чем мог бы, подходит не всякому. Но, во всяком случае, он представляется вполне конкурентоспособным тому, на который намекает П. Вацлавик.

Еще несколько глав книги посвящены любопытному явлению, которое в современной прогностике носит название «эффект Эдипа», а в обыденной жизни выражается высказыванием: «Ну, напророчил, накаркал! Постучи скорее три раза по дереву, чтобы не сбылось». Правда, автор касается лишь одной стороны этого явления, отмечая, что «...пророчество вызывает к жизни напророченное событие» (с. 68). Бывает и наоборот: стремясь избегнуть последствий плохого пророчества, люди предпринимают определенные действия, и то, что должно было произойти, не происходит.

Как бы то ни было, и в том, и в другом случае мы получаем нечто вроде аналога мнительности, только еще более сильнодействующее. Действительно, одно дело «мне кажется» и совсем другое «я знаю». Одно дело, мне кажется, что встречу не особенно сердечный прием у людей, к которым иду в гости, или что не особенно хорошо подготовился к экзамену и поэтому вряд ли могу рассчитывать на успех, и совершенно иное, когда знаю, что встречу недоброжелательный прием, когда знаю, уверен, убежден, что двойки на экзамене мне не миновать. Каким образом знаю, что лежит в основе этого «знания»,— таким вопросом обычно не задаются. Знаю — и все. А конечный результат красноречиво подтверждает «знание»: вечер в самом деле оказался сквернейшим, и двойка — вот она. И мало кому приходит в голову, что бывает подлинное знание (без кавычек) и знание мнимое (в кавычках). Конечно, если вы располагаете достоверной информацией о недоброжелательном к вам отношении людей, с которыми намерены встретиться, или сознаете, что абсолютно не готовы к экзамену,— тут, как говорится, нет вопросов. Но как часто наше псевдознание проистекает из псевдоинформации, приобретает силу предрассудка, который помогает нам собственными силами испортить встречу с ничего не подозревающими, сердечно расположенными к нам людьми, заставляет нас мычать нечто нечленораздельное на разнообразных экзаменах жизни, хотя в общем-то, если бы мы не убедили себя и не настроились соответствующим образом, все было бы хорошо.

Человек Якобы Разумный отличается от других живых существ на Земле тем, что страстно желает знать свое будущее. Тщетно предостерегали его древние греки, что такое желание самоубийственно, противочеловечно, ведет к потере смысла жизни, тщетно рассказывали ему жуткую историю о Прометее, которого боги покарали не просто казнью физической (приковали к скале, где орел терзал его печень), но еще того страшнее — футоро-логической (даровав ему способность видеть, знать будущее). Сами подумайте, каково было Прометею висеть на скале, зная доподлинно о всех наших с вами художествах на протяжении последующих четырех тысяч лет и далее. Это вам не покалывание в печени!

Не надеясь, что нам пойдут впрок древнегреческие мифы, М. Булгаков в «Мастере и Маргарите» преподал еще один урок на ту же тему. Злосчастный буфетчик нечаянно, с помощью нечистой силы, заглянул в свое будущее. Помните результат? «Буфетчик стал желт лицом... сидел неподвижный и очень постарел. Темные кольца окружали его глаза, щеки обвисли, и нижняя челюсть отвалилась...» «Сейчас из достоверных рук узнал, что в феврале будущего года умру от рака печени. Умоляю остановить!» (Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. М., «Художественная литература», 1988, с. 205, 208.)

И тем не менее не родилась еще та студентка любого факультета МГУ, которая, только что сдав на «пятерку» экзамен по диамату, не захотела бы узнать, кто у нее на сердце и длинна ли дорога в казенный дом. Полжизни за то, чтобы узнать свое будущее хотя бы на неделю вперед!

Ну а если не помогает гадание, homo sapiens немедленно переходит на самообслуживание. Он изобретает свою собственную микрофутурологию, убеждает себя в достоверности самопрогнозов и, как умеет, калечит себе жизнь, стремясь добиться их самоосуществления. Может быть, книга П. Вацлавика поможет тем, кому не помогли ни древние греки, ни М. Булгаков?

Если ряд глав в книге П. Вацлавика, о которых мы уже упоминали, посвящены разным самоубийственным способам «игры с прошлым» и «игры с будущим», то несколько глав рассматривают аналогичные способы «игры с настоящим». Важное место среди последних занимает искусная постановка несбыточных целей и безумное упорство в их преследовании, причем открывается восхитительная возможность всю жизнь упиваться горем по поводу несбыточности несбыточного и давить, как удавкой, тем же самым горем своих любимых родных и ближних. Справедливости ради надо сказать, что некоторым удается действительно превратить свое горе в увлекательную игрушку, которой можно с неподдельным удовольствием играть всю жизнь. Это о них сказал Станислав Ежи Лец: «Он разбил свою жизнь, и у него получились две очень уютные разбитые жизни». Но это все-таки исключение из правила. А правилом остается мучительнейшая неудовлетворенность жизнью, в данном случае — всецело из-за искусственно созданных потребностей, которые невозможно удовлетворить. И если к этому еще примешивается зависть — безразлично, черная или любого другого цвета,— то ваша жизнь неизбежно превратится в мини-ад для сугубо личного пользования.

Еще один способ — игра в слова. Мы играем словами, а слова играют нами. Мы произносим те из них, которые подвернулись на язык, нимало не задумываясь, как они будут поняты и восприняты собеседником. А потом пытаемся «стереть с лица пощечину» и вопрошаем: «Что такого я сказал?» Не помогает и совет примерить сказанное сначала на свой собственный аршин: то, что с тебя — как с гуся вода, для собеседника может оказаться хуже кипящей смолы. Кроме того, сколько слов сказано по принципу: «откуда я знаю, что думаю, пока не услышу, что говорю». Со столь же впечатляющими результатами.

Жаль, что П. Вацлавик не в состоянии подслушать бесед, происходивших (и происходящих) за пределами тех стран, в которых жил. В частности, наших с вами бесед, когда забота о человеческом достоинстве не только собеседника, но и самого беседующего отходит далеко на задний план перед стремлением «врезать», «размазать по стене», «доконать» и пр.— слова, которые ни за что не понять никаким пришельцам из космоса, но которые хорошо понятны туземцам-аборигенам. Вот уж поистине «язык мой — враг мой».

А как насчет стремления навязать свое миропонимание и даже свое настроение ближним своим? Никто не может сказать, откуда в нас такая великолепная убежденность, будто наше восприятие мира — если не единственно возможное, то уж, во всяком случае, единственно правильное, а все остальные варианты — возмутительная чушь. И откуда твердокаменное сознание, что если у меня сегодня плохое настроение, то все должны вести себя так, чтобы оно улучшилось (всякие иные цели заранее исключаются), а если хорошее, то все должны только и делать, что стараться не испортить его. Зато можно сказать вполне определенно, что именно такая убежденность, именно такой стереотип сознания уподобляет нашу жизнь минному полю, и мы, шагая по нему, непрерывно вызываем огонь на себя.

А как насчет «образа врага»? Сегодня мы стараемся вытравить этот замшелый образ из международных отношений, прийти наконец к мысли, что далеко не все американцы — «проклятые империалисты» и далеко не все советские — зловещие герои очередной серии фильма «Рэмбо», что мы — пассажиры одного корабля, что мы — в одной команде по ликвидации того аварийного состояния, в которое попала наша матушка-Земля. Ну а в межличностных отношениях? Как много случаев, когда именно искусственно сконструированный «образ врага» мешает наладить не звериные, а подлинно человечные отношения в семье, на работе, в местах совместного отдыха!

«Вся наша жизнь — игра» — так озаглавлена заключительная глава книги П. Вацлавика. Самое опасное, по мнению автора, приносящее столько несчастий заблуждение состоит в том, что мы убеждены, будто наши отношения. с другими есть «игра с нулевой суммой», то есть выигрыш одного непременно означает проигрыш другого. Именно это, утверждает автор, приводит к тому, что на деле в проигрыше оказываются в конечном счете все «играющие». А могли бы все остаться в выигрыше. Все до единого!

Книга начинается и завершается цитатами из произведений Достоевского, где говорится, что человек часто чувствует себя несчастным просто оттого, что не знает своего счастья. Так что, заключает автор, если хотите быть несчастным, не забывайте о своих бедах и о том, что их всегда можно изобрести. И пользуйтесь противоположным правилом, если хотите быть счастливым. От умения создать в себе положительный эмоциональный настрой зависит не только наше душевное здоровье, как говорится, личное счастье, но и обстановка в семье, на работе, в любом коллективе. Книга П. Вацлавика учит навыкам психической гигиены, где главная заповедь — не принимать мнимые горести всерьез, не «травить душу» себе и ближним по пустякам.

А теперь оглянемся вокруг на наши с вами отношения я настроения. История распорядилась так, что мы за очень короткий исторический срок — в масштабах истории буквально за мгновенье — совершили массовый переход от традиционного сельского образа жизни, где все регулировалось вековыми традициями, нравами, обычаями, к современному городскому, где никаких традиций и обычаев еще нет., а нравы только устанавливаются. Самое время задуматься о путях оптимизации этого довольно непростого процесса. Задуматься о том, как сделать себя счастливым, когда это зависит от тебя, и только от тебя самого. Думается, книга, подобная прочитанной вами, способна сыграть роль одного из путеводителей в поиске этих путей.

И. В. Бестужев-Лада