ЛОМБСАНГ РАМПА

ТРЕТИЙ ГЛАЗ

ОТКРЫТИЕ "ТРЕТЬЕГО ГЛАЗА"

Пришел день моего рождения. День свободный от занятий и служб. За завтраком лама Мингьяр Дондуп сказал мне:

— Отдохни хорошенько, Лобсанг, вечером мы за тобой придем.

Как приятно лениво валяться на солнце! Сверкают крыши Поталы. Переливаются голубые воды Норбу Линга — парка Жемчужины. Очень хотелось покататься на кожаной лодке. Я с интересом наблюдал, как группа торговцев переправлялась на пароме через Джичу. До чего же быстро пролетел день!

Наступил вечер. Меня привели в комнату, откуда уже не разрешалось выходить. Послышались легкие шаги. Кто-то шел в мягких войлочных сапогах по каменным плитам коридора. В комнату вошли три ламы высокого ранга. Мне наложили на лоб компресс из трав и привязали его бинтом. Затем они ушли и вернулись поздно вечером. Среди них был и лама Мингьяр Дондуп. Компресс сняли, тщательно вымыли лоб и насухо вытерли. Один лама, настоящий геркулес, сел сзади и зажал мою голову в своих коленях. Другой открыл ко-

робку и извлек оттуда блестящий инструмент из стали. Если бы не его форма да мелкие зубчики на остром конце, инструмент совсем был бы похож на шило. Перед осмотром лама простерилизовал его на огне.

— Операция будет болезненной, — сказал мой учитель, взяв меня за руки. — Кроме того, совершенно необходимо, чтобы ты был в полном сознании. Это будет недолго. Поэтому постарайся сохранять спокойствие.

Перед моими глазами прошел целый набор инструментов и примочек из трав. “Ну, Лобсанг, мой мальчик, — думал я про себя, — держись, все равно ты получишь то, что тебе уготовано. Что тебе остается еще делать, кроме того как сохранять спокойствие”. Лама, державший инструмент, спросил: — Готовы? Начинаем, — солнце только что село. Он приставил зубчатый конец инструмента к середине лба и начал вращать ручку. Прошла минута. У меня было такое чувство, будто меня протыкают иглами. Время остановилось. Инструмент прошил кожу и вошел в мягкие ткани, не вызвав особой боли. Но когда конец его коснулся кости, я ощутил легкое потрясение. Монах усилил давление, вращая инструмент, чтобы его зубчики вгрызались в лобную кость. Боль не была острой. Просто я чувствовал давление, сопровождающееся тупой болью. Я не шелохнулся, находясь все время под пристальным внимание ламы Мингьяра Дондупа, — я предпочел бы испустить дух, чем пошевелиться или закричать. Он верил мне, а я ему. Я знал: он прав, что бы он ни делал, что бы ни говорил. Он внимательно следил за операцией, и только веки да слегка поджатые губы выдавали его волнение. Вдруг послышался треск — кончик инструмента прошел кость. Моментально лама-хирург прекратил работу, продолжая крепко держать инструмент за рукоятку. Мой учитель передал ему пробку из твердого

дерева, тщательно обработанную на огне, что придало ей прочность стали. Эту пробку лама-хирург вставил в паз инструмента и начал перемещать ее по пазу вниз, пока она не вошла в отверстие, просверленное во лбу. Затем он немного отодвинулся в сторону, чтобы Мингьяр Дондуп оказался рядом с моим лицом, и, сделав знак, стал все глубже и глубже всаживать этот кусочек дерева в мою голову. Вдруг странное чувство овладело мной: казалось, будто меня покалывали и щекотали в носу. Я начал различать запахи, до сих пор неизвестные мне. Потом запахи пропали, и меня охватило новое чувство, словно легкая вуаль обволакивает все мое тело. Внезапно я был ослеплен яркой вспышкой.

— Довольно! — приказал лама Мингьяр Дондуп. Меня пронзила острая боль. Казалось, что я горю, охваченный белым пламенем. Пламя стало стихать, потухло, но на смену ему пришли мгновенные вспышки и клубы дыма. Лама-хирург осторожно извлек инструмент. Во лбу осталась деревянная пробка. С этой пробкой я проведу здесь около трех недель, почти в абсолютной темноте. Никто не смеет посещать меня, кроме трех лам, которые поочередно будут вести со мной беседы и инструктировать. До тех пор пока пробка будет в голове, мне будут давать ограниченное количество пищи и питья — чтобы только не умереть с голоду.

— Теперь ты наш, Лобсанг, — сказал мой учитель, забинтовывая голову. — До конца своих дней ты будешь видеть людей такими, какие они есть на самом деле, а не такими, какими они стараются казаться.

Было довольно странно видеть трех лам, купающихся в золотом пламени. Позже я понял, что золотая аура была результатом чистоты и святости их жизни и что у большинства людей аура совсем другого-цвета.

Когда же это новое чувство развилось во мне под строгим наблюдением и руководством лам, я стал различать другие цветовые оттенки в центре ауры. Впоследствии я научился диагностировать по цвету и интенсивности ауры состояние здоровья человека. Таким же образом — по смене цветовых гамм в ауре — я мог безошибочно определять, говорит человек правду или лжет. Объектом моего ясновидения являлось не только человеческое тело. Мне дали один кристалл, который и сейчас хранится у меня и к которому я часто обращаюсь. Ничего магического в подобных кристаллах нет. Это действительно простой инструмент — как микроскоп или телескоп, позволяющий видеть предметы, обычно невидимые. То же можно сказать и о кристаллах. Они служат фокусом для “третьего глаза”, с помощью которого можно проникать в подсознание людей, собирать факты, о которых люди стараются забыть. Однако не все кристаллы одинаково хороши. Иной раз лучших результатов можно добиться с помощью горного хрусталя, другой раз — стекла. Некоторые используют простую воду, налитую в кубок, некоторые — черный диск. Но какой бы ни была технология, принцип остается одним и тем же.

В течение всей первой недели после операции в комнате поддерживалась полная темнота. Начиная с восьмого дня стали постепенно увеличивать освещенность. На 17-й день свет был уже нормальным, и снова меня посетили три ламы, чтобы удалить пробку. Все был просто. Накануне лоб мой распарили настоем из трав. Как и во время операции, один лама зажал мою голову между коленями. Специальным инструментом другой лама, оперировавший меня, ухватился за кончик пробки. Резкий рывок — и все закончилось: пробку удалили из головы. Лама Мингьяр Дондул наложил мне на лоб компресс из трав и показал пробку. Пробка почернела настолько, что стала похожа на эбонитовую. Лама-хирург положил ее на небольшую жаровню, где она исчезла в горящем ладане. Древесный дым перемешался с дымом ладана и поднялся к потолку. Так закончился первый цикл моего посвящения. В этот день в голове у меня теснился рой мыслей. Каким-то теперь предстанет передо мной Тзу? А отец? А мать? Как-то они будут выглядеть? Но пока эти многочисленные вопросы оставались без ответа.

На следующее утро снова пришли ламы и внимательно осмотрели лоб. Они решили, что я уже могу вернуться к товарищам, но половину времени со мной будет заниматься лама Мингьяр Дондуп, в задачу которого входило продолжить мое образование с помощью специальной методики. Другая половина дня пройдет в обычных занятиях и службах. Немного позже меня стали также обучать под гипнозом. Но сейчас я не мог думать ни о чем, коме еды. Меня продержали на строгой диете 18 дней, и я порядком отощал. С этими мыслями я бросился на кухню, но в коридоре увидел силуэт человека, окутанного голубым дымом с яркими красными разводами и пятнами. Я вскрикнул от ужаса и побежал обратно в комнату. Ламы смотрели на меня с удивлением — я был ни жив ни мертв. — В коридоре горит человек! — выпалил я. Лама Мингьяр Дондуп первый пришел в себя и улыбнулся:

— Лобсанг, это наш уборщик, человек он вспыльчивый. Его аура напоминает голубой дым, потому что он недоразвит. А красные пятна — признак того, что он сердится. Не бойся и отправляйся обедать; мы видим, как ты проголодался.

Интересно было потом наблюдать за ребятами, которых, как мне казалось, я хорошо знал, но, как выяснилось, не знал вовсе. Достаточно было взглянуть на них, чтобы определить, о чем они думают, что замышляют, как относятся ко мне — с завистью или с безразличием.

Однако недостаточно было видеть только цвет их ауры, надо было уметь понимать его значение.

Эти вопросы мы отрабатывали вместе с моим Наставником ламой Мингьяром Дондупом. Мы уединялись в укромных местах, откуда могли спокойно наблюдать за людьми, входившими и выходившими через главные ворота.

— Лобсанг, — говорил мне лама Мингьяр Дондуп, — обрати внимание вон на того только что прибывшего человека. Видишь ли ты разноцветные нити, которые дрожат выше сердца? Такое дрожание и этот цвет означают, что у него больные легкие. Или о торговце:

— Посмотри на эти широкие движущиеся разводы, похожие на ленты, и пятна, похожие на вспышки. Наш брат — делец, думает, как бы побольше денег вытрясти из этих скотов-монахов. Он знает, зачем приехал. Из-за денег многие люди не останавливаются ни перед чем. Они теряют чувство меры и становятся безжалостными. И еще:

— Посмотри на этого старого монаха. Вот кто святой в полном смысле слова. Но он большой буквоед и не способен видеть дальше небольшого крючка в наших писаниях. Ты заметил, насколько обесцвечена его желтая аура? Это говорит о том, что он недостаточно развит и образован, чтобы избежать ошибок.

И так продолжалось день за днем. Особенно много внимания уделялось работе с больными как в физичес-

ком, так и в психическом плане. “Третий глаз” в этих случаях оказывался очень полезным.

— Позднее, — сказал мне лама Мингьяр Дондуп однажды вечером, — ты сможешь закрыть “третий глаз”, когда захочешь, поскольку в конце концов станет невыносимо смотреть всегда один и тот же печальный спектакль о человеческом несовершенстве. Но сейчас пока пользуйся им как своими обычными глазами. Скоро мы тебя научим открывать и закрывать его.

Давным-давно, гласят наши предания, люди умели пользоваться “третьим глазом”. Это было время, когда боги ходили по земле и жили среди людей. У людей при виде других, в чем-то их превосходящих, возникало желание их убить. Они не задумывались над тем, что то, что они видят, боги видят лучше их. В наказание боги закрыли “третий глаз” у людей. С тех пор на протяжении многих столетий дар ясновидения был уделом немногих. Те, кто обладал им от рождения, могли развить и усилить его в тысячи раз благодаря соответствующей операции, какую сделали мне. Дар этот особый, и относиться к нему надо осторожно и с уважением, как к любому другому таланту.

Отец-настоятель, человек весьма образованный, был личным врачом Далай-ламы. Перед расставанием он сказал, что скоро меня вызовет к себе Далай-лама. Мне и моему Наставнику, ламе Мингьяру Дондупу, предстоит в течение нескольких недель быть гостями в храме Потала.