ЛОМБСАНГ РАМПА

ТРЕТИЙ ГЛАЗ

ЖИЗНЬ

В МОНАСТЫРЕ

Глава 6

Прошли две недели. Ожоги на теле почти зажили. Нога еще побаливала, но постепенно и она зажила. Я попросил разрешения следовать заведенному распорядку дня, мне хотелось хотя бы немного подвигаться. Я получил разрешение посещать занятия, во время которых я либо сидел, либо лежал на животе — как мне было удобнее. Все тибетцы сидят скрестив ноги — в позе лотоса. Поскольку нога болела, я не мог так сидеть.

В первый же день, когда я снова оказался среди товарищей, нас послали в наряд на кухню. Мне дали грифельную доску для ведения учета мешков с жареным ячменем. Ячмень рассыпали на дымящиеся плиты. Злосчастный котел, на который я упал, стоял внизу. Разровняв ячмень на плите, мы шли в другое помещение, где дробили обжаренное зерно. Для этого пользовались каменной чашей в виде конуса, достигавшего 1,6 м в самой широкой части. На внутренних стенках чаши были вырезаны борозды и пазы для удержания зерна. В сосуд был вставлен огромный конический камень с зазором между ним и сосудом, посаженный на деревянную отшлифованную годами ось, от которой лучами отходили деревянные ручки. Вся конструкция напоминала колесо без обода. Ячмень ссыпался в чашу, монахи и дети брались за ручки и начинали вращать жернов, весивший несколько тонн. С этого момента работа уже не казалась столь тяжелой, и мы, вращая жернов, распевали хором псалмы. Здесь я мог петь сколько душе угодно, и никто меня не прерывал! Но стронуть с места этот чертов жернов было не так-то просто — всем приходилось упираться что было сил. Надо было также следить, чтобы он не остановился. Новые порции обжаренного ячменя засыпались в чашу, и ячменная крупа выпускалась по желобу снизу. Эта крупа снова рассыпалась по дымящимся плитам, и снова обжаривалась, пока не получалась основа для тсампы. Каждый из нас носил при себе недельный запас тсампы. Во время еды мы доставали кожаные мешки с тсампой и положенную часть высыпали в кубки. Добавив к ней чая с маслом и размешав содержимое пальцем до крутого теста, мы принимались есть.

У всех, кто находился рядом с очагом, лица чернели и принимали зловещее выражение. Чернели и деревянные предметы, становились как эбонитовые.

Нас заставляли заниматься домашним хозяйством не потому, что не хватало рабочих рук, а чтобы по возможности стереть все грани классовых различий между нами. Тибетцы считают, что у человека может быть только один враг — человек, которого ты не знаешь. Поработайте с кем-либо бок о бок, поговорите с ним, познайте его — и он перестанет быть вашим врагом. В Тибете раз в году все руководители лишаются на один день своих полномочий, и любой из их подчиненных может в этот день говорить о них то, что думает. Если, скажем, за аббатом закрепилась слава грубияна и ворчуна, ему об этом говорят открыто, и если упрек справедлив, то жалобщик не несет никаких наказаний. Такая система хорошо срабатывает, злоупотребления крайне редки. Она устанавливает своего рода управу на власть, не лишая подчиненных и нижестоящих по рангу чувства, что последнее слово остается за ними.

Приходилось много заниматься математикой, важнейшей дисциплиной, применяемой в астрологии. Наша астрология не имела ничего общего с угадыванием случайного. Она тщательно разработана и покоится на научных принципах. Я занимался ею основательно, поскольку тибетская астрология неотъемлема от медицинской практики. Наша медицина подходит к пациенту с астрологической меркой, а не прописывает наугад лекарства больному на том лишь основании, что они кому-то раньше помогли. Рядом с большими астрологическими картами, развешенными на стенах, висели также и плакаты с изображением растений. Последние менялись еженедельно, благодаря чему мы быстро все усваивали. Позже мы ходили в походы, во время которых собирали и готовили травы, но ходили только тогда, когда материал по тем или иным лекарственным растениям был глубоко изучен и усвоен. Любому понятно, что может насобирать неподготовленный человек! Такие походы вносили в наш тяжелый и монотонный монастырский быт элемент разрядки и бодрости. Некоторые походы длились до трех месяцев. Мы поднимались на Гималаи, в районы ледников, на высоту 6 — 8 тысяч метров над уровнем моря, где обширные ледяные покрывала перемежались зелеными долинами, с климатом, смягченным горячими источниками. В таких районах представлялась возможность познакомиться с уникальными явлениями природы, неизвестными нигде на свете. Достаточно было пройти какие-нибудь пятьсот метров, чтобы испытать перепад температуры от +4° С до -40° С и ниже. Эта часть Тибета никому не была известна, разве что небольшой группе тибетских монахов.

Занимались мы и изучением религии и законов. Каждое утро начиналось с повторения ступеней жизненных сфер и пунктов законов. Вот некоторые из них:

• свято верь руководителям монастыря и страны;

• исполняй свои религиозные обязанности и учись прилежно;

• почитай родителей;

• уважай добродетельных;

• почитай старших так же, как благородных от рождения;

• служи родине;

• будь честным и правдивым во всех случаях жизни;

• используй пищу и богатство во благо;

• будь хорошим примером для других;

• будь признательным за добро и плати добром же;

• будь сдержанным во всем;

• гони от себя прочь ревность и зависть;

• воздерживайся от брани и скандалов;

• будь мягок на словах и на деле и никому не причиняй зла;

достоинством.

Нам без устали повторяли, что если бы мир жил по этим законам, то не было бы никаких разногласий, не было бы неравенства.

Наконец, надо было освобождаться от слабых. Действительно, только очень выносливые возвращались из экспедиции в суровые высокогорные районы, где не ступала нога человека, кроме монахов из монастыря Шакпори. Наше руководство поступало очень разумно, испытывая нас непомерными трудностями и освобождаясь от тех, кому вынести их было не под силу, поскольку слабые представляли собой опасность для других. В течение всего первого года у нас не было ни минуты передышки, не знали мы никаких развлечений, забыли об играх. Все было посвящено учебе и работе.

Вспомина. и то, как учителя тренировали нашу память. У большинства тибетцев хорошая память, но нам, будущим монахам-врачам, приходилось изучать и запоминать огромное количество растений, их назначение и свойства, способы приготовления смесей из них и многое другое, что необходимо врачу. Кроме того, требовалось глубокое знание астрологии, мы должны были учить наизусть тексты из священных книг.

На протяжении многих веков использовался известный в Тибете метод тренировки памяти. Нас помещали в специальную комнату, уставленную тысячами и тысячами ящичков. Каждый ящичек имел свою этикетку, которую можно было легко прочитать с места. Любой предмет, по которому следовало получить справку, находился в определенном ящичке. Мы должны были четко представлять весь ход поисковой операции, визуально чувствовать предмет и точно знать, где он находится, то есть в каком ящичке. После некоторой тренировки не составляло труда мысленно войти в комнату, открыть нужный ящик и вытащить из него то, что тебя интересует.

Учителя строили всякие козни, чтобы втемяшить в наши головы мысль, как важна натренированная память. Они засыпали нас бесчисленными вопросами с единственной целью сбить нас с толку. Иногда вопросы не имели между собой никакой логической связи, подчас были так неожиданны, что ответить на них было очень нелегко. Чаще всего они относились к отрывкам из темных мест священных книг, так или иначе касавшихся трав. Полное незнание строго каралось, но сурово наказывались и ученики, что-то забывшие из спрашиваемого отрывка. Времени на раздумья нам не давали. Например, учитель говорил:

— Мой мальчик, скажи-ка нам, о чем говорится в пятой строчке на восемнадцатой странице седьмого тома “Канджура”? Открой ящичек. Посмотри, что это за строчка?

На ответ отводилось не более десяти секунд, и горе тебе, если ты ошибешься, пусть даже самую малость. И все-таки это была хорошая система тренировки памяти. Ведь нельзя же рассчитывать на то, что под рукой всегда будут необходимые справочники. Наши книги — это вороха летающих страниц, заключенных с двух сторон в деревянные корки, — обычно были в метр шириной и толщиной 40 сантиметров. Позже я понял, как важно иметь хорошую память.

В течение первых двенадцати месяцев нам было запрещено покидать монастырь. Те, кто нарушал это правило, по возвращении находили ворота монастыря для себя закрытыми навсегда. Такого правила придерживались только в Шакпори, где суровая дисциплина вселяла в сердце страх и при мысли, что ты можешь оказаться за стенами монастыря. Я уже говорил, что давным-давно убежал бы, если бы знал, куда пойти. Однако через год мы адаптировались.

За весь этот первый год нам ни разу не разрешили поиграть. Мы работали без передышки. Слабые не выдерживали нервного перенапряжения и отчислялись. Через некоторое время мы вдруг неожиданно для себя обнаружили, что разучились играть. Занятия спортом и физическими упражнениями были рассчитаны на то, чтобы укрепить наши мышцы и закалить организм, привить нам полезные практические навыки. С самого раннего детства я полюбил ходули. В монастыре мне позволили немного походить на них. У первых ходуль, которыми у нас начинает пользоваться ребенок, опоры для ног находились от земли на расстоянии, равном его росту. По мере приобретения опыта высота менялась и доходила до трех метров. Взгромоздившись на такие ходули, мы разгуливали по двору, заглядывая в окна, и слышали в ответ — в девяти случаях из десяти — самую отборную брань.

Мы не нуждались в балансировке. Переступая с ноги на ногу, как бы шагая на месте, нам удавалось сохранять равновесие. Таким образом, чтобы не упасть, требовался минимум внимательности. Разыгрывали мы и баталии на ходулях. Разбивались на две команды, в каждой по 12 человек. Потом выстраивались метрах в тридцати друг от друга и по сигналу сходились. Все это сопровождалось громкими воплями и воинственными криками, от которых сам сатана убежал бы без оглядки. Я уже говорил, что ребята из моего класса были значительно старше меня, но в этих сражениях мой маленький рост шел мне только на пользу. Я ловко сновал между рослыми и тяжелыми ребятами, выказывавшими некоторую неповоротливость, хватал их ходули и одну тащил на себя, а другую толкал в противоположную сторону. Таким простым способом мне удавалось повергнуть на землю большинство своих противников. На коне я был менее удачлив, но там, где приходилось проявлять смекалку, я не был последним.

Вспоминается мне и такой случай. Однажды я переходил речку на двухметровых ходулях, которые нашел на дороге. Берега речки были обрывистыми, брода поблизости не было. Я сел на берег, опустил ходули в воду и вошел в речку. У берега вода доходила до колен, а на середине — до пояса. Вдруг я услышал шум приближающихся шагов. Со стороны, откуда я пришел, к реке спускался человек. Он шел быстро и, увидев меня на середине реки, конечно же подумал, что здесь брод.

Путник с ходу плюхнулся в воду и тут же ушел под нее. Подхваченный течением, он на какое-то мгновение показался на поверхности и руками ухватился за берег, где ему удалось закрепиться. До меня донеслись такие проклятия и такие угрозы, что я так припустил на ходулях к берегу, как, пожалуй, никогда еще не бегал!

Ветер, дующий в Тибете постоянно, представляет определенную опасность для ходоков на ходулях. Увлеченные игрой, мы иногда забывали об этом и оказывались в центре двора, вдали от покровительственных стен. Тогда достаточно было незначительного порыва ветра, чтобы на земле образовалась куча-мала из тел, рук, ног и... ходуль. Однако мы отделывались легким испугом. Благодаря занятиям дзюдо мы умели падать без каких-либо серьезных последствий для себя. Но синяки и царапины, конечно, были. Хотя кого волновали эти пустяки?! Находились среди нас, правда, и такие, которые готовы были споткнуться о собственную тень и не успевали сгруппироваться при падении, —они-то и ломали себе то руку, то ногу.

Помню, как один у нас крутил “солнце” на ходулях и при этом продолжал идти на них вперед. Опершись о верхнюю часть ходуль, он отрывал ноги от опоры и делал полный переворот. Мог он делать и вертикальную стойку. Моя первая попытка совершить прыжок на ходулях закончилась плачевно: я грохнулся и больно ушибся. Подвели опоры — они были плохо привязаны. С тех пор, прежде чем встать на ходули, я всегда проверял опоры на прочность.