ЛОМБСАНГ РАМПА

ТРЕТИЙ ГЛАЗ

ТРАВЫ И ЛЕТАЮЩИЕ ЗМЕИ

Глава 12

Недели мелькали одна за другой. А дел было много — учеба, работа.Времени не хватало. Особенно это стало заметно, когда я занялся изучением оккультных наук по специальной методике. В начале августа мой Наставник сказал: — Скоро мы отправимся в экспедицию вместе со сборщиками трав. Ты узнаешь много полезного о лекарственных растениях и познакомишься с настоящими летающими змеями!

Следующие две недели все готовились к предстоящему походу. Надо было вычистить старые кожаные мешки, сшить новые, привести в порядок палатки, проследить за животными, чтобы они были здоровы — ведь экспедиция будет очень трудной. Отправным пунктом нашей экспедиции в составе 200 монахов был выбран монастырь Тра Йерпа, откуда ежедневно отправлялись в разные стороны поисковые партии для изучения местности.

В конце августа мы покинули Шакпори. Монахи, не участвовавшие в экспедиции, собрались возле стен монастыря и смотрели на нас с завистью — мы ехали навстречу приключениям. В звании ламы мне полагалась белая лошадь, на которой я и восседал. Таких, как я, набралась небольшая группа, которая с небольшим багажом отправилась налегке впереди основной партии. Наши лошади преодолевали за день 25 километров, в то время как яки редко делали 12—16 километров. Яки основного каравана, следовавшего за нами, тащили обычную поклажу — весом до 80 килограммов.

Нас заметили издалека. Монахи уже приготовили чай с маслом, тсампу и овощи в большом количестве. Делалось это отнюдь не бескорыстно: монахи с нетерпением ждали новостей из Лхасы и полагавшихся традиционных подарков. С плоской крыши храма к небу клубами поднимался дым ладана. Мы въехали во двор, радуясь окончанию пути. У многих из моих спутников были в этом монастыре старые друзья. Казалось, все здесь знали ламу Мингьяра Дондупа. Он растворился в толпе встречающих, и я почувствовал себя совсем одиноким. Вдруг я услышал: — Лобсанг, где же ты?

Я отозвался, но, прежде чем успел сообразить, что происходит, толпа передо мной расступилась и чуть не поглотила меня. Учитель разговаривал со старым аббатом, который повернулся ко мне и спросил:

— Так это он? Боже мой, как он молод! Как всегда, я думал лишь о том, как бы поесть. Скоро мы отправились в столовую. Обед прошел в полном молчании.

Какой монастырь от какого зависел, Шакпори от Тра Йерпа или наоборот? Спорный вопрос. Во всяком случае, оба монастыря считались старейшими в Тибете. Тра Йерпа славился своей библиотекой, где хранились ценнейшие рукописи по медицине. Мне предстояла познакомиться с ними и сделать необходимые выписки. Здесь хранилась также книга о первой экспедиции в составе 10 человек на Тянь-Шань. Однако мы собирались подняться сначала на плато, откуда запускались змеи. Это интересовало меня больше всего.

удары и практически никогда не ломались. При разборке змеев их каркасы тщательно осматривались и аккуратно складывались до следующего раза.

Распорядок дня в Тра Йерпа был достаточно гибким. Регулярно проводились полночная служба и другие короткие службы. Это было разумным, так как после длинных служб в Шакпори многие чувствовали страшную усталость. Классные занятия полностью посвящались изучению трав и овладению искусством полета на змеях.

Неожиданно звук монастырских труб заглушил шум ветра. На крыше храма едва были различимы силуэты монахов, отправлявших свои религиозные обязанности. Ветер трепал полы их платьев. Это был сигнал к отдыху

до полуночи. Тут и там можно было видеть монахов, обсуждавших последние новости из Лхасы, мировые вести. Монахи говорили о Далай-ламе, о самом великом воплощении Наимудрейшего всех времен. Постепенно все расходились — нужно было отдохнуть перед ночной службой. Скоро все стихло, и в монастыре воцарился покой. Я лежал на своей постели и смотрел на небо через небольшое окно. Все меня волновало и беспокоило: и то, что я должен спать, а спать не хотелось, и то, что ожидает меня в будущем, и звезды... Многое в моей жизни было уже предсказано, но многое осталось неизвестным. Однако больше всего меня тревожила мысль: почему кто-то должен вторгнуться в Тибет и покорить мою страну? Кому могла помешать она, ее миролюбивые люди, единственной целью жизни которых было углубленное познание духовного мира и развитие сознания? Почему иностранцы с жадностью и злобой смотрят на нашу землю, хотят покорить Тибет и превратить его народа рабов? Мы хотим жить в мире. А ведь если начнется война, мне придется лечить и раненых захватчиков! Да, многое я уже знал о своем будущем, о его темных и светлых сторонах. Мне, словно яку, предстояло пройти свой жизненный путь с временными передышками на скудных пастбищах, путь длинный, и пройти его придется до конца. Но, в отличие от яка, я в будущем — после трудного перехода — не смогу увидеть священный город Лхасу...

Раскатистый грохот барабанов разбудил меня. Я и не заметил, как уснул. Первая моя мысль была совершенно недостойной звания священника — я подумал о неукоснительном соблюдении 253 правил! Еще не отойдя ото сна, пошатываясь, я с трудом отыскал платье, кое-как натянул его на себя. Который сейчас час? Осторожно, лама Лобсанг Рампа, говорил я себе, не загреми вниз по лестнице... Одно из правил я, конечно, уже нарушил — я был зол, — но разве можно так будить человека среди ночи?

Я присоединился к своим товарищам. Они тай дее, как и я, еще не нроснулись. Мы поплелись в храм на службу тянуть нашу хоровую партию... Меня потом часто спрашивали:

— Почему вы не пытались избежать ловушек и испытаний, которые выпали на вашу долю и заранее были предсказаны? Я каждый раз отвечал на это:

— Даже самого факта, что вам удалось чего-то избежать, будет достаточно для доказательства, что предсказание было ложным!

С рассвета все были на ногах, с нетерпением ожидая разрешения отправиться на разведку местности. Старшие хотели поговорить с теми, кого не видели накануне. Я же думал только о великих воздухоплавателях, о которых был столько наслышан. Сначала нас знакомили с монастырем. С крыши храма мы осмотрели горы, страшные ущелья. Вдали я заметил стремительный поток, несший в своих водах комья желтой глины. А рядом вилась чистая голубая речка. Иногда до нашего слуха доносилось радостное журчание ручейка, падающего с крутого горного отрога и спешащего слиться с бурными водами индийской реки Брахмапутры. Поднимавшееся над горами солнце быстро нагревало воздух. Далеко-далеко было видно, как с утеса в долину камнем ринулся одинокий гриф, заприметивший добычу на завтрак. Рядом со мной стоял один лама и уважительно рассказывал мне о достопримечательностях своего монастыря. Уважительно потому, что я был учеником чтимого всеми Мингьяра Дондупа, и еще потому, что я был “известным воплощением”.

Для тех читателей, которые интересуются, как мы распознаем воплощения, дам несколько справок. У некоторых родителей, например, рождается предположение, что их малыш наделен от природы какими-то выдающимися способностями — феноменальная память, еще что-нибудь, чему невозможно дать рациональное объяснение. Они обращаются к настоятелю ближайшего монастыря, и тот назначает комиссию для обследования ребенка. Рассчитываются гороскопы его предыдущей жизни, устанавливается наличие или отсутствие определенных отметок на теле. У такого ребенка должны быть особые отметки на руках, лопатках и ногах. Если таковые присутствуют, отыскиваются идентичные черты ребенка в его предыдущей жизни. Бывает и так, что его узнают ламы, как было и в моем случае. Иногда находят предметы, некогда принадлежавшие ребенку. Эти предметы вместе с другими, похожими на них, показывают малышу, и он должен их признать (таких предметов должно быть девять). Вся эта процедура проводится в три года. Считается, что в этом возрасте ребенок еще не может полностью находиться под влиянием того, о чем говорят ему родители.

Родители не присутствуют на испытании. Иногда ребенку приходится выбирать девять своих предметов из тридцати. Допущенные им две ошибки означают, что он не прошел испытания. Если же он не ошибется, его начинают воспитывать как воплощение. Мальчик получает специальное образование. В семь лет астрологи предсказывают ему его будущую жизнь (считается, что в этом возрасте ребенок способен уже многое понять; мой личный опыт — тому подтверждение).

Тем, кто занимается сбором лечебных растений, я расскажу о наиболее часто употребляемых из них, их назначении.

Аллиум савитум (чеснок) является хорошим антисептическим средством. Он помогает при лечении астмы и легочных заболеваний. Другое превосходное антисептическое средство — бальзамодендрон мирра (бальзамический мирт). Он применяется (в небольших дозах) при болезнях десен и воспалениях слизистой оболочки. Настой из него снимает истерию.

Сок бекконии кордата — высокого растения с кремовыми цветами — вызывает у насекомых инстинкт нападения, они начинают сильно кусаться. Достаточно только произнести это название, чтобы до смерти перепугать всех сборщиков трав.

Действие эфедры синика (китайский хвойник) напоминает действие атропина, расширяющего зрачки. Эта трава применяется при низком артериальном давлении и для снятия приступов астмы.

Жуткий запах, идущий от нарывов при холере, доставляет много неприятностей и врачу, и больному. Лигустикум левистикум уничтожает этот запах.

Несколько советов для женщин. Китаянки, например, сурьмят себе брови лепестками розового гибис-куса. Отвар из листьев этого растения хорошо освежает лицо, снимает жар. Лилиум тигринум (тигровая лилия) полностью излечивает болезни яичников. Аналогичным действием обладает флагелария индийская.

Вернисифера (ласковое дерево) используется китайцами и японцами для производства лака “Шин”. Глабра лечит диабет. Ароматика является хорошим средством при лечении заболеваний кожи, цистита. Другое мощное обезболивающее средство, применяемое при воспалении мочевого пузыря, — арктестафилува урси (толокнянка). В китайской медицине широко применяют цветы бигно-нии гране дифлоры, из которых приготавливают сильнодействующий обезболивающий препарат. Когда я работал в лагере военнопленных, я применял при лечении дизентерии полигонум бисторта (полевая гречиха).

Женщины, поступающие неблагоразумно в вопросах любви, пользуются анестезиантом на основе полигонума еректума. Это средство широко применяется при абортах. В случае ожогов мы можем порекомендовать нашим пациентам “новую кожу”: раны или ожоги, смазанные соком сигесбекии ориенталис, высокого растения с желтыми цветками, быстро затягиваются и заживают. Пипер аугустифолиум хорошо сворачивает кровь при ранениях.

Я рассказал о широко распространенных растениях, применяющихся в медицине. Что касается многих других, то для большинства их еще не подобраны латинские названия — европейцы, большие охотники давать растениям латинские имена, еще не придумали их.

Травы расстилались перед нашим взором. По другую сторону горы раскинулся большой пустынный участок. Через несколько дней я планировал над ним на змее. Меня позвали к ламе Мингьяру Дондупу. — Монахи собираются посмотреть плато, — сказал мой Учитель, — на котором будут запускаться змеи. Собирайся с ними, Лобсанг. Грядет великий день.

Меня не надо было долго уговаривать, я просто сгорал от нетерпения. У главного входа в монастырь нас ждали монахи, ветер развевал их красные платья. Мы спустились по каменным ступеням, ведущим к плато. Растительность на нем была редкая, бедная. Скалистая платформа покрыта тонким слоем земли. Одинокие кусты цеплялись за гору, будто боялись сваляться в овраг. На крыше монастыря ветер трепал хоругви. Вот уже несколько столетий поскрипывали древки, но держались крепко. Рядом послушник небрежно сбивал землю с сапог, от чего поднималась пыль. Мы направились к краю скалистого плато, прижавшегося к самому склону горы. В десятке метров от края начиналась расщелина, откуда вырывался шквальный ветер, выбрасывая вверх мелкие камешки и кустики лишайника, мчался дальше и словно метла проходил по долине, натыкался на стены монастыря и отскакивал к другой горе. Набравшись сил, он снова налетал на нас, как бы играя обретенной свободой.

Мне рассказывали, что иногда, в сезон ураганов, ветер подхватывал детей, поднимал их над землей и уносил в расщелину. Однако сама платформа оказалась очень удачным местом для запуска змеев: мощные восходящие потоки возносили их вертикально вверх. Это было продемонстрировано нам на небольших моделях змеев, почти таких же, какие я делал дома сам. Я радовался и волновался так же, как, бывало, в детстве, когда чувствуешь силу натяжения троса в рвущейся в небо руке.

Сопровождавшие нас специалисты предостерегали от возможных опасностей, говорили, как их избежать. Были отмечены места с нисходящими воздушными потоками и боковыми сносами. Нам сказали, что все, кто летит на змее, должны взять с собой камень и привязать к нему шелковую кату. На кате пишется молитва, обращенная к божествам воздуха: чтобы они благословили и защитили всех, кто проник в царство духов ветров. На большой высоте камень бросают против ветра — ката разворачивается, давая возможность богам прочесть молитву и заступиться за пилотов. Возвратившись после осмотра площадки в монастырь, мы стали готовиться к

Я решил отказаться от лошадей как от тягловой силы. Мы тянули змея сами. Монахи четко выполняли распоряжения руководителя полетами. По его сигналу они побежали что было духу, выводя змея на взлет. И вот он, словно гигантская птица, рванулся ввысь. Монахи постепенно отпускали трос, и змей забирался все выше и выше. Один из нас, подоткнув полы платья за пояс, вскарабкался по тросу на высоту трех метров, чтобы проверить силу его подъема. За ним последовал второй монах, за вторым — третий. Но планер был способен поднять только двоих взрослых и одного ребенка. Трех монахов оказалось для него многовато. Руководитель решил увеличить силу тяги. Мы все покинули площадку приземления, за исключением двух монахов, тянувших змея на спуск, да еще двух — для поддержки крыльев при посадке. Рмей медленно опускался. Он как будто сожалел, что ему приходится расстаться со свободой и вернуться на землю. Когда змей коснулся земли, монахи расслабились, чтобы перевести дух, но двое из них продолжали крепко держать его за крылья.

Руководитель посоветовал ослабить натяжение шелка. Между сосновыми рейками мы вклинивали дополнительные распорки, чтобы ликвидировать люфты. Был изменен угол атаки. Началось второе испытание. На этот раз змей легко поднял троих взрослых и одного ребенка.

После этого руководитель распорядился поднять на змее камень весом с человека. И снова монахи сражались с восходящим воздушным потоком, снова тянули змея за трос. Змей с камнем быстро поднялся в воздух, затанцевал в поднебесной выси. Наблюдая за монахами и змеем, я мысленно представил себя на месте камня. Меня даже стало немного подташнивать. Змея снова заставили приземлиться и оттащили его к месту нового взлета. Один лама, имевший большой опыт таких полетов, сказал мне:

— Я полечу первым, а ты последуешь за мной. Он подвел меня к змею.

— Смотри, — продолжал лама, — ноги ставь на этот брус, руками опирайся на эту стойку. Как только поднимешься в воздух, опустись на эту крестовину. Когда начнешь приземляться, не долетая до земли двух-трех метров, выпрыгивай из коробки. А теперь смотри внимательно — я пошел.

Наступил торжественный момент. Я любил запускать змеев, но сейчас, когда мне самому придется лететь на нем, мой энтузиазм заметно поубавился. “Глупая забава, — думал я, — глупая и опасная. А вдруг я сорвусь? Неужели суждено оборваться столь обещающей карьере?”

Пытаясь себя хоть как-то утешить, я стал думать о предсказаниях астрологов. Если мне суждено сегодня умереть, значит, они ошиблись? Нет, они не делают таких грубых ошибок.

Я медленно направился к планеру. Мои ноги ослабли и плохо повиновались мне. Между вами говоря, я их вообще не чувствовал. Устроившись на полозе, я ухватился за брус что было силы.

Резкий толчок. Удар. Мне показалось, что оборвались все мои внутренности. Я посмотрел вниз. Небольшие смазанные красные точки —это монахи. Теперь они увеличивались с каждой минутой. Змей шел на посадку. Внизу, на дне оврага, маленький ручей продолжал свой хаотичный бег. Я поднялся над землей на триста метров, и все-таки этот ручеек был важнее меня, поскольку ему предстояло преодолеть огромные расстояния, превратиться в полноводную Брахмапутру и успокоиться в Бенгальском заливе. Путники будут пить его святую воду... Но сейчас, планируя над светлым родником, я чувствовал себя равным богу.

Змея трясло в лихорадке. Для сохранения его равновесия монахи дружно тянули трос. Вдруг я вспомнил о крестовине, куда мне следовало заранее перебраться.

— Неплохо, малыш! — похвалил меня руководитель. — Хорошо, что ты вовремя вспомнил о крестовине, а то быть бы тебе без ног. Когда слетают остальные, ты можешь испытать себя еще раз.

За мной полетел молодой монах. У него получилось лучше, так как он не забыл о крестовине. Но когда он приземлился, мы увидели, что руки у него разбиты в кровь, лицо зеленое — его сильно укачало. Третьим полетел монах, известный своей наглой самоуверенностью. Этого монаха никто не любил за его бахвальство. Он участвовал уже в третьей экспедиции и считал себя чуть ли не лучшим пилотом в мире. Поднявшись на высоту примерно 150 метров, вместо того чтобы спуститься в крестовину, он выпрямился, потерял равновесие, начал ползать по коробке. Его отбросило в хвост планера. Мы видели, как он в течение нескольких секунд удерживался одной рукой, пытаясь ухватиться за что-нибудь другое. Когда змея понесло на вираж, монах оборвался и полетел в пропасть. Я помню, как он в развевающемся красном платье пронесся перед нашими глазами словно кровавое облако.

Несчастный случай охладил наш пыл, но не остановил полетов. Планер посадили на землю, внимательно осмотрели, но каких-нибудь неполадок обнаружено не было. Подошла моя очередь, и я влез в змея. На этот раз я быстро соскользнул в крестовину, едва планер поднялся на высоту 30 метров. Я увидел монахов, опускавшихся вниз за телом разбившегося товарища. Затем я осмотрел коробку змея, и мне пришла в голову мысль: “А нельзя ли при помощи перемещений или подергивания троса, как случилось однажды со мной на крыше крестьянского дома, увеличить подъемную силу планера?” Нет, подумал я про себя, надо сначала посоветоваться с учителем.

В этот момент змей сорвался в пике. Все произошло так быстро и неожиданно, что я едва удержался в крестовине. На земле монахи тянули трос как одержимые. С приближением ночи скалы остывают, ветер в долине стихает, поэтому падает и подъемная сила восходящих потоков. Я спрыгнул на землю, не долетев до нее трех метров. Тут же мне на голову рухнул змей. Я пробил головой шелк коробки и оказался внутри змея. Наблюдавшие за мной монахи подумали, что меня ранило. Прибежал лама Мингьяр Дондул.

— Нет, сказал я. — Мой учитель так много делает для меня, столько времени тратит на мое обучение! Пусть решает он.

Вернувшись в монастырь, руководитель полетами пригласил меня в свою комнату и показал модели змеев.

Одна модель напоминала птицу со сложенными пополам крыльями.

— Это макет змея, которого мы запускали давно. На нем один монах пролетел тринадцать километров, но разбился о скалы. С тех пор мы прекратили все попытки подобных полетов. А вот планер, по форме напоминающий ту конструкцию, о которой ты говорил. Посмотри, здесь траверса находится под крепежным брусом. Он уже почти готов, остались кое-какие детали. До сих пор никто не изъявлял желания испытать его, а я немного тяжеловат для этого планера (заметим, что весил руководитель полетами около 150 килограммов!),

— Сегодня ночью мы составим гороскоп, — сказал лама Мингьяр Дондуп, вошедший в комнату во время нашего разговора, — и посмотрим, что скажут звезды.

Мы проснулись под бой барабанов, зовущих к полночной службе. Когда я занял свое место, из облака ладана выплыла внушительная фигура руководителя полетами.

—Составили гороскоп? —сказал он шепотом. — Да, — отвечал я тоже тихим голосом. — Я могу лететь послезавтра. — Великолепно! Мы все подготовим. В этом храме, в мигающем свете масляных ламп, в присутствии священных статуй, расставленных вдоль стен, трудно было думать о погибшем неразумном монахе. Однако если бы не этот несчастный случай, вряд ли мне пришла бы в голову идея управления силой подъема прямо из коробки змея.

Все монахи сидели в позе лотоса, и каждый напоминал живую статую Будды. Две квадратные подушки, положенные одна на другую, служили нам сиденьем и возносили нас над полом сантиметров на двадцать. Сначала шла обычная служба. Руководитель хора, избранный за свои музыкальные познания и низкий голос, пошел приступом на первый стих. Зычный голос его, постепенно затухая, оборвался из-за недостатка воздуха в легких. Мы подхватили припев, сопровождавшийся то боем барабанов, то мягким перезвоном колокольчиков. Мы очень старались, следили за своей дикцией, поспешали за музыкальным сопровождением, ибо и по этому судят о дисциплине в монастыре. Европейцу трудно судить о нашей музыкальной грамоте. Вместо нот мы пользуемся дугами. Базовая дуга характеризует голос от подъема до падения. Для разного рода вариаций применяют набор малых дуг внутри основной. После обычной службы нам дали передохнуть десять минут, перед тем как приступить к службе в память о монахе, погибшем накануне.

Когда мы заняли свои места, руководитель хора сел на возвышение и затянул Отрывок из “Бардо Тходол”, тибетской “Книги Мертвых”.

— О странствующая тень монаха Кумпхел-ла, ушедшего из жизни! Не блуждай среди нас, ты нас сегодня покинул. О странствующая тень монаха Кумпхел-ла! Мы зажигаем эту палочку ладана, чтобы указать тебе дорогу. Слушай, что мы тебе скажем, и следуй нашим наставлениям — они проведут тебя через страну мертвых к высшей реальности.

Наше пение приглашало душу погибшего в царство Озарения. Сопрано послушников вторил бас старших монахов. Монахи и ламы поочередно то поднимали, то опускали предметы религиозного культа, как требовал того древний обычай.

— О странствующая тень! Иди к нам, и мы наставим тебя на путь истины. Ты не видишь наших лиц, не чувствуешь запаха ладана, ибо ты мертв. Но иди к нам и мы наставим тебя на путь истины.

Флейты, барабаны и цимбалы вступали в перерывах между пением. Перевернутый человеческий череп, наполненный подкрашенной водой, символизирующей кровь, передавался из рук в руки, чтобы каждый мог его потрогать!

— Твоя кровь разбрызгана по земле, о монах! Ты теперь только странствующая тень. Иди к нам и будь свободен.

Зерна риса цвета шафрана разбрасывались на восток, запад, север и юг

— Где ты бродишь, странствующая тень? На востоке или на севере? На западе или на юге? Пища богов разбросана по всем уголкам земли, но ты не будешь есть ее, ибо ты мертв. Иди, о странствующая тень, и будь свободна.

Большой барабан отбивал ритм. Другие инструменты воспроизводили в звуках стремительное движение человеческой крови в венах и артериях, приглушенный вздох, какое-то ворчание, бульканье, треск, составляющие музыку жизни. Звуки труб полились в обычном темпе и оборвались страшным воем, в то время как сердце продолжало учащенно биться. Последний глухой удар — и весь шум прекратился: это конец жизни, жизни, оборванной внезапно.

— О ты, вчерашний монах и блуждающая сегодня душа! Наши телепаты укажут тебе путь. Не бойся, соберись с духом. Слушай наши наставления, и ты будешь свободным. Смерти нет, о странствующая душа, есть только вечная жизнь. Умереть — значит родиться, и мы призываем тебя жить в новой жизни.

Веками тибетцы разрабатывали и изучали науку о звуках. Мы знаем все звуки человеческого тела и можем их воспроизвести. Тот, кто слышал их хотя бы раз, никогда их не забудет. Вам, наверное, приходилось вечером перед сном, положив голову на подушку, слышать, как бьется сердце или дышат легкие. В монастыре “Государственного Оракула” некоторые из этих звуков применяются для приведения медиума в состояние транса. Полковник Янгхасбанд, возглавлявший британские войска, оккупировавшие Лхасу в 1904 году, лично убедился в их мощи, наблюдая в таком состоянии самого оракула.

Служба подошла к концу, и мы разошлись по своим комнатам. Я был готов уснуть стоя, настолько сказывалась усталость прошедшего дня.

Чрезмерная уверенность чуть мне не повредила. Я придвинулся к хвосту коробки — и змей камнем полетел вниз. Ноги соскользнули с опоры, и я повис на брусе, зажав его под мышками. Ветер закрутил платье над головой, но мне удалось все-таки занять нормальное положение. Змей снова подпрыгнул вверх. Освободив голову от платья, я наконец смог оценить обстановку. Следует сказать, что не будь я ламой с бритой головой, волосы сами бы отлетели от черепа. Как потом говорили мне монахи, планер прекратил падение, когда до земли оставалось не более 15 метров...

От недостатка кислорода стало трудно дышать. Оглядевшись вокруг, я заметил какую-то движущуюся ленту. Я всмотрелся внимательнее, но так ничего и не смог разобрать. Однако через секунду-другую меня словно осенило: “Да это же наша экспедиция возвращается в Шакпори!” Лента по всей длине делилась как будто на точки и тире: люди, животные... Мне казалось, что двигались они невероятно медленно. Спустившись на землю, я объявил всем, что экспедиция прибудет в монастырь через день или два.

После приземления руководитель восторженно посмотрел на меня, обхватил мои плечи своими ручищами так, что чуть не поломал мне кости. Никто не мог слова вставить. Руководитель полетами долго еще излагал свои теории. Но как только он остановился, чтобы перевести дух, я в свою очередь затараторил о том, что буквально очарован красотой своей страны, открывающейся с большой высоты, и готов строить и испытывать змеев всю жизнь.

И мы проверяли, проверяли, проверяли. Каждый полет влек за собой какие-то изменения. Основным усовершенствованием нашей конструкции стал пояс жесткости.

К сожалению, скоро придется прекратить полеты на день или два. Вот-вот должна подойти основная часть экспедиции. Вновь прибывших надо будет организовать для сбора трав и их подготовки. Опытный сборщик собирает не более трех видов растений.

Монахи уходят на семь дней. На восьмой они возвращаются, приносят целебные травы, раскладывают их на чистых стеллажах. К работе подключаются специалисты по сортировке: одни занимаются цветками, другие — листьями, третьи — кореньями. Ошибки в их работе исключены.

Я распределил свое время между сбором растений и полетами на змеях. Старый руководитель искренне радовался, что помог мне научиться разбираться в конструкциях планеров. Однако мне надо было научиться так же хорошо разбираться и в травах.

Три дня в неделю отводилось полетам. В остальные дни я разъезжал на лошади от одной группы сборщиков трав к другой, чтобы как можно больше узнать о целебных свойствах того или иного растения. И, должен сказать вам, знание трав очень помогло мне в жизни, а полеты на змеях — тем более.

Тогда же произошел еще один несчастный случай. Один монах внимательно наблюдал за моими полетами и однажды вообразил, что может проделать то же самое на обычном змее. В воздухе его планер повел себя очень странно. Мы видели, как монах жестикулировал, словно одержимый, стараясь подчинить планер управлению. Скоро змей резко накренился и завалился набок. Шелк порвался, остов развалился пополам, и монах кубарем полетел вниз. Его платье развевалось на ветру. На нас посыпался град предметов — миска для тсампы, деревянный кубок, другие вещи, которые больше ему никогда не понадобятся.

А наша жизнь продолжалась. Дни проходили в работе, подчас очень тяжелой, но последние три месяца пролетели незаметно. Завершилась наша экспедиция. Без всякого энтузиазма готовились мы к отъезду из монастыря Тра Йерпа. Руководитель полетами подарил мне модель змея, которую мы разрабатывали вместе с ним. И вот мы отправились в обратный путь. И снова небольшая группа участников экспедиции быстро ехала впереди, а осиовные ее силы тянулись позади. Мы вернулись в Шакпори с радостью, но и не без некоторой доли грусти: там, в Тра Йерпа, мы оставили новых друзей и свободную жизнь в горах.